– То, что вы пытаетесь сделать, просто невозможно, – он вынул из кучи на столе обрезок стекла и показал ей другой способ разметки. Он как раз пыталась повторить то, что он ей показал, когда дверь в студию распахнулась. Оливия подняла глаза и увидела разъяренного Пола. Его лицо было багровым, глаза сверкали злобой, и она, оставив стекло, уронила руки на колени.
– Я не верю своим глазам, – выпалил Пол. Он буквально орал. – Мне сказали, что ты этим занимаешься, но я подумал, что это не может быть правдой.
Она кинула взгляд в сторону темной комнаты. Должно быть, Алек услышал голос Пола, потому что дверь приоткрылась на несколько дюймов. Оливия даже могла разобрать хмурое выражение на его лице.
– Витражи, Оливия? – Пол оперся руками на рабочий стол и склонился к ней. Его лицо оказалось всего в нескольких дюймах от нее. – Приют для женщин, подвергшихся насилию? Забота о дочери Энни? Что ты делаешь? Пытаешься превратиться в нее?
– Пол… – Оливия встала, пытаясь придумать слова, которые могли бы загасить вспышку его гнева, сгладить то, что он уже произнес. Но голос не слушался ее. Казалось, в комнате все застыло. Том рядом с ней затаил дыхание, а Алек стоял все на том же месте – в дверях темной комнаты. Его пальцы сжимали дверную ручку. Двигался только Пол. Он рубил руками воздух, лицо приобретало то голубой, то желтый оттенок.
– Я слышал, что вы хорошие друзья с ее мужем, – продолжал он. – Ты и спишь с ним, Оливия? Ты это делаешь в постели Энни?
– Остановись, Пол. – Голос Оливии по сравнению с его казался шепотом. – Ты не имеешь права…
Пол устремился к двери, но остановился и снова повернулся к ней:
– Ты думаешь, я идиот! То что ты делаешь, это ненормально, Оливия! Настоящее сумасшествие, – он развернулся на каблуках и бросился вон из студии, хлопнув дверью. Витраж на входной двери некоторое время раскачивался, и Оливия вздрогнула, когда он, стукнувшись о дверную ручку, разлетелся на мелкие кусочки.
Она снова села. Студию заполняла тишина, тишина настолько полная, что, начав крутить кольцо на своем пальце, она услышала неприятный звук, создаваемый трением кольца о кожу.
Алек открыл дверь темной комнаты и вышел.
– Это была Энни, – сказал он, – та, другая женщина, верно? Увлечение Пола?
Оливия подняла на него глаза. Его улыбка пропала, в бледно-голубых глазах застыл лед.
– Да, – подтвердила она.
– Вы говорили мне, что пытались стать более похожей на нее, на ту женщину. Вы использовали меня, Оливия!
Она покачала головой.
– Пол тоже использовал меня, разве не так? Он приходил посмотреть дом Энни и… овальные витражи, и фотографии в кабинете. Господи! – Алек ударил кулаком по рабочему столу. – Он копался в моих воспоминаниях о ней. И вы тоже, – он повысил голос, пародируя ее: – «Какой она была на самом деле, Алек?» Вы заставили меня вывернуть для вас душу.
– Алек, я понимаю, что это может так выглядеть, но…
– Ладно, я скажу вам кое-что, Оливия, – он стоял прямо перед столом, и она заставила себя посмотреть ему прямо в глаза. – Если вы пытались быть похожей на Энни, у вас ничего не получилось. Никогда и ни в чем вам не удастся походить на нее. И я говорю не только об отсутствии таланта, – он поднял лист миллиметровки, на котором она тщательно нарисовала воздушные шары, скомкал и бросил на пол. – Я говорю о том, как вы врете, изворачиваетесь и выкручиваетесь. Энни всегда была открытой, честной. Она не смогла бы соврать, даже если бы от этого зависела ее жизнь.
Оливия не видела ничего вокруг, кроме гнева в глазах Алека. Остальная часть помещения расплылась и потемнела.
Алек взял со стола упакованный овальный витраж и посмотрел на Тома:
– За фотографией я зайду завтра, а сейчас я должен уйти отсюда.
Оливия смотрела ему вслед. Они остались с Томом одни, и она не знала, как нарушить молчание.
– Знаете, – сказал Том, после воплей Алека его голос казался очень мягким, – я понял, что у Пола интерес к Энни совсем не случаен. Я несколько раз заставал его здесь, когда он приходил поговорить с ней, и это было вполне очевидным. Энни считала, что все это мое воображение, но я… э-э-э… – он провел своей крупной рукой по лицу, как будто внезапно почувствовал сильную усталость. – Ну, просто можно сказать, я понял, что чувствует Пол.
Он достал из пачки в нагрудном кармане рубашки сигарету и зажег ее, прежде чем продолжить:
– После ее смерти он покупал ее работы и не мог остановиться. Он истратил на них маленькое состояние. Я пытался образумить его, но в голове у него было только одно – Энни. Однако я не думал, что вы знаете, и поэтому держал рот на замке.
Он затянулся и посмотрел на входную дверь.
– За все те годы, что я знаю Алека, я никогда не видел его в такой ярости. Стоит напомнить ему, что именно он пригласил вас пообедать с ним. Я был свидетелем, помните? И тогда мне вовсе не показалось, что вы преследуете его.
Голос Тома, запах табака от его волос и одежды вдруг подействовали на нее успокаивающе. Ей захотелось положить голову ему на плечо и закрыть глаза.
Он встал, чтобы поднять скомканный лист миллиметровки, который Алек бросил на пол.
– Итак, – сказал он, снова садясь и расправляя чертеж на столе, – вы по-прежнему интересуетесь витражами, или это действительно просто была попытка походить на Энни?
