Глава 10
Это было в 1997 году, когда я работал в Тусоне в городском отделе по уничтожению насекомых- паразитов. Моя жизнь была очень проста. Разочаровавшись в людях, я пытался стать полезным механизмом на службе общества.
ЩЕСТВАМЕХАНИЗМНАСЛУЖБЕОБЩЕСТВАМЕХАНИЗМ
Я ехал на юг от центра города, петляя по переулкам вокруг Стоуна в поисках нужного дома. Всматриваясь в номера, освещенные желтым светом фонарей, я сверял их с данными моей виртуальной карты. Мои оптические датчики сканировали окружающее, преобразуя стены и переулки, мусорные свалки и пустыри в транспортное виртуальное пространство. Мои шины подпрыгивали на ухабах захламленных проездов. Моя буферная оптика проверяла расположение бортиков тротуаров. Движения на улицах почти не было. Ни пешеходов, ни машин. Город стал практически непригодным для людей. Дренажные сливные канавы после ураганных ливней были забиты до отказа, так что следующей зимой вода затопит эти места. Тогда придет конец всем городским службам — водопровод и электричество канут в прошлое. Но наиболее упрямые из местных жителей все же не желали эвакуироваться из города. Тем хуже для них.
Добравшись до улицы Рассела, я затормозил у светофора около библиотеки. Наверное, во всем Тусоне я был единственным транспортным средством, которое все еще останавливалось у светофоров. Но все мы — рабы привычки, так что тут я ничего не мог поделать. Аварийная машина проковыляла мимо меня по Рассела, таща на себе седан без колес. Аварийка была оборудована подъемной платформой. Я свернул на Рассела и направился к югу.
Годом раньше мне привелось работать в качестве направляющего устройства в мусоросборнике. Приятная работка, если вы не обременены носом. Но потом меня выковыряли оттуда и подсоединили к этому вот фургону.
Мои шесть шин истрепались от бесконечной езды по мелким осколкам взломанного цемента. Мой метаноловый резервуар был покорежен, амортизаторы держались на честном слове, но все же я
Инструкцию по эксплуатации я выгравировал в зрительной зоне коры головного мозга — четыре тома по теоретическому совершенствованию. Я ее читал для развлечения во время работы.
Моим единственным другом в то время была муниципальная сторожиха, что открывала двери гаража, когда я выезжал или возвращался. Она сказала мне, что моя проблема в том, что я был когда-то человеком, и потому теперь слишком многого ожидал от жизни. Интересно, с чего это она такое выдумала?
Я двигался по городу. Люди сидели по своим норам. Они закрывались в домах, смотрели телевизор и постепенно плавились. Это был новый вирус, плавление. После того как они расплавлялись, санитарные машины с громкими сиренами забирали их липкие останки в университетскую больницу, чтобы удостоверить смерть. После этого грузовики отвозили бочонки с останками к кладбищу на Оракл-драйв. Там их забрасывали землей бульдозеры, и оставалось лишь заполнить соответствующие формуляры о погребении.
Этот город был возведен с помощью экскаваторов, бетономешалок и подъемных кранов. Люди никогда не смогли бы такое построить. Люди едва могли здесь жить. Здесь среди них свирепствовала бубонная чума, саркомы, меланомы и всякое прочее. Вспыхивали эпидемии язвы и росло черт знает что. Их пшеница была полна ржавчины, их химики непонятно как все отравили, а после нашпиговали воду уймой очистительных добавок. Если они все же выживали, то боролись с домашними паразитами. Жрущие бумагу осы из Чили. Прыгающие скорпионы с Амазонки. Норвежские поедатели шин и малазийские изоподы- убийцы. Людям приходилось нелегко. Те, у кого не было дома, прятались в машинах и помирали там с голоду, некоторые же забирались в пластиковые пакеты на мусорных свалках, а потом в них задыхались. Но по крайней мере, им нечего было беспокоиться насчет крыс, поскольку новые вредители сожрали всех крыс.
Однако люди — не моя забота. Моя работа — уничтожение вредных насекомых. И я никогда не подхватывал от них заразу. Я никогда не расплавлялся. Я сам, мой цифровой датчик времени и мое видеоустройство обладали полным иммунитетом. Бог всегда снабжает маленькими благодеяниями своих избранных. Иногда настолько маленькими, что их надо рассматривать под микроскопом.
Мне говорили, что надо делать, и я делал то, что надо. Если я забывал, куда идти, мой Диспетчер напоминал мне. Если я игнорировал его, он повторял приказ по многу раз. Когда в домах людей появлялись насекомые, люди звонили моему Диспетчеру. И он отправлял меня, чтобы опрыскать помещение. Люди не хотели сами этим заниматься. Им хотелось мирно плавиться. В общем, я их понимал. Я тоже любил мирную жизнь. Но кто-то же должен был заниматься опрыскиванием.
Я много чего знал о паразитах разного вида и толка. Мой компьютерный диск включал в себя «Бестиарий городских насекомых Северной Америки», обновленный в 1996 году. «Цвет Pea Scaler может изменяться от серо-коричневого зимой до блестяще-желтого летом, это жало Гигантской домашней многоножки…» — иногда я запускал бестиарий через мой блок кодирования речевого сигнала, когда ехал на большой скорости. Ехал и слушал болтовню о разных паразитах.
ОРМАЛЬНАЯЖАЛОБАФОРМАЛЬНАЯЖАЛОБАФОРМАЛЬНАЯЖ
Сам я находился в плачевном состоянии. По идее мне не следовало работать. Смазка в коробке передач подтекала, шины пузырились, а на корпусе красовались незалатанные пробоины. Мне давно надо бы сделать аккуратные подтяжки на внешнем корпусе и залить подшипники хорошей жирной смазкой.
Потому что когда-нибудь раздастся неизбежный
ЕРЕДВИЖНОЕУСТРОЙСТВОПЕРЕДВИЖНОЕУСТРОЙСТВ
Болван-манекен устроился на месте водителя. Нет, он не вел меня. Он являлся просто частью оборудования. Поскольку во мне не было руля, его перчатки были сложены на коленях. У него были черные кожаные перчатки, черные кожаные бутсы и ни рук, ни ног, на которые это одевается. Перчатки и бутсы — это и были его руки и ноги.
Болвана звали Передвижным устройством, поскольку он мог выходить из меня и двигаться пешком. У него был плащ из черного винила и такие же черные брюки, шляпа и лицо. В голову манекена были
