— он уже мало чем напоминал человека. Грег, с лица которого тек пот, убрал дубину за пояс и теперь вещал для собравшихся.
— … и так будет с каждым, кто попытается бежать с ранчо или сделать шаг за ворота! Я ясно выразился? С каждым! Кто-нибудь еще, кто хочет попробовать?
Толпа роптала и переминалась, окутавшись облаком ужаса. Кто-то плакал.
Сплюнув в песок, Грег рявкнув, чтобы лежащего на земле мужчину унесли в изолятор, и приказал разогнать толпу.
— Ну, пошли отсюда! Расходитесь!
Кто-то наспех помог меня подняться с земли, и я, шатаясь, двинулась по направлению к дому. Я почти не помнила, как добралась до комнатушки, почти не помнила, как упала в постель. Хотелось одного — закрыть глаза и забыться, не думать, не чувствовать, не помнить. Не помнить о лежащем на земле мужчине, о том, какие звуки издают дубинки, соприкасаясь с кожей, ни о ранчо, ни о Тали, ни обо всем плохом, что случается за пределами этой коморки.
Есть ли где-то что-то хорошее на земле? Или жизнь — это сплошное чередование плохого с еще более плохим? Я перевернулась на бок, прижала ладонь к опухшей щеке и тихонько завыла.
Халк вернулся поздним вечером.
Я слышала, как его джип подъехал к гаражу, и как открылась наружная дверь, пропуская машину внутрь. Несмотря на то, что моя щека, спустя несколько часов, казалось, болела еще сильнее, я все же дождалась этого момента.
Как только все во дворе затихло, я, не теряя ни минуты, покинула свою коморку и направилась к лестнице, ведущей на второй этаж. Возле его кабинета я на мгновенье застыла, прислушиваясь — но посетителей, вроде бы не было (голоса не звучали) — после чего постучала. Халк открыл дверь, и я, не говоря ни слова и не спрашивая приглашения, прошла внутрь.
Когда свет упал на мое лицо, Халк медленно, не отрывая взгляда от моей щеки, закрыл дверь, и подошел ко мне.
Несколько секунд он просто стоял напротив, рассматривая опухшее лицо — серые глаза полыхали плохо сдерживаемой яростью, губы сжались в тонкую линию, квадратные углы на челюсти особенно выделялись теперь, когда все го мышцы были напряжены. Даже шея стала походить на переплетение канатов.
— Грег? — Только и спросил он.
— Да. — Спокойно ответила я. — Но за дело, так что не переживай.
— За какое дело? — Казалось бы, ровно спросил Халк, но от его голоса в углах комнаты появился иней.
— Я бросилась на охранников с кулаками.
— Зачем?
— Пыталась остановить.
— Остановить что? — Халк продолжал стоять напротив, ноздри его едва заметно подрагивали, выдавая то количество усилий, которые он тратил на то, чтобы казаться безэмоциональным. Что-то подсказывало мне, что стоит только раздаться неосторожному звуку, как все и вся вокруг будет порвано голыми руками.
— Остановить избиение мужчины.
— О чем ты говоришь?
— Грег еще не доложил? — Притворно удивилась я. — О том мужчине, которого сегодня били впятером дубинами? Который валялся на земле и задыхался кровью и песком?
Халк застыл. Атмосфера в комнате накалилась еще больше. Напряжение перетекло в недобрую смесь, готовую неадекватно себя повести при любом неосторожно брошенном слове.
Повисшая тишина давила на уши, подстегивая мое раздражение.
— А ты…. — Я едва удерживалась от того, чтобы не ткнуть Халку пальцем в грудь.
— Что я?
— Тебя там не было! Не было, чтобы все это прекратить! — Выплюнула я ему в лицо. — Почему так? Где ты был?
— Я не отчитываюсь перед тобой. — В глубине серых глаз появился лед.
— Может, это все с твоего разрешения происходит? Тебе так выгодно? Или нравится? Скажи мне! — Я понимала, что переступаю черту, но гнев, копившийся во мне несколько часов к ряду, теперь выплескивался наружу, хотела я того или нет. — Почему на него одного набросилось столько людей, когда можно было наказать баллами? Неужели обязательно было вот так?
— На ранчо свои правила!
— Их ты придумал такими? Ты!? — Теперь уже кричала я.
Халк скрежетнул зубами и резко указал на дверь.
— Уходи.
— Ах, уходи! Так все просто? У тебя всегда все так просто?
— Я сказал, уходи!
— Ты — зверь! — Взорвалась я, чувствуя, как по моим щекам текут слезы. — Ты ничего не сделал, чтобы это предотвратить! Ты ничем ему не помог!..
— Вон! — Крикнул Халк.
Я вздрогнула, вытерла мокрые щеки и с застывшей спиной направилась к двери.
— А он умер, слышишь? Умер он….
Когда дверь кабинета закрылась, Халк, что было силы, сжал кулаки. Постояв так несколько секунд, он заставил себя расслабиться, подошел к стене, оперся на нее ладонью и закрыл глаза. Все тело болело от напряжения, тишина, после криков, только что звучавших в комнате, опустошала.
Только он один знал, что происходило на ранчо, и правда должна была храниться в секрете, чего бы это ни стоило. Даже если это будет стоить всего. Всего. Даже ее.
Халк отошел от стены, подошел к бару и налил в стакан виски. Залпом выпив содержимое, он вновь наполнил его и только после этого позволил себе опуститься в кресло.
Когда он раскуривал сигару, его руки дрожали.
Она знала, что более удобного момента может не представиться никогда.
Вчера, Грег, наконец, передал ключ. Ублюдок — как же долго он с этим тянул. Янка бы расстраивалась и дальше, если бы все события, как нельзя кстати, вдруг ни сошлись в одну нужную ей картинку. Более чем подходящую картинку. О, нет! Она больше ничуть не расстраивалась — она ликовала. Впервые за долгое время Янка радовалась по-настоящему.
Как же здорово, что Шерин вчера оказалась в самом центре заварушки с охранниками. Это было не просто кстати, это было чудесно! Теперь, когда она была так расстроена и зла на Халка и его людей, все сразу же поверят в ее виновность, никто даже проверять ничего не будет, Янка была в этом абсолютно уверена. Все будет расценено как месть — яркая, жесткая и молниеносная. Месть Шерин за то, что все на ранчо не так, как ей хочется, за то, что ее ударили, за то, что ведут себя несправедливо по отношению к бедным работягам.
Янка криво усмехнулась.
Кого вообще заботят эти жалкие отбросы общества? Они все заслужили быть здесь, все заслужили эти наказания, тяжелую работу и побои! Чего вообще было лезть и заступаться за кого-то из них? Янка всерьез недоумевала, как людьми могли управлять, так называемые, благородные порывы. Все знают — это жестокий мир, где каждый крутится так, как может и выживает лишь тогда, когда способен отвоевать кусок пожирнее и послаще.
Теперь же это будет месть Янки. Тихая, великолепная, ядовитая и хорошо продуманная. О, да! Ожидание было долгим, но оно того стоило. Когда Шерин уберется с дороги, Янка будет жить в особняке — все уже давно было подготовлено….
Сидя на ступенях барака и щурясь от яркого утреннего солнца, Янка еще раз и еще раз прокручивала
