Шабала на оба уха глухой, на оба глаза полуслепой.
Еле до его ума достучалась.
Дед час молчал, бороду теребил, память ворошил.
— Знать не знаю, как ее звать-величать, а в народе зовется Поживой. Солжет — не мигнет, обманет — от стыда не потупится, чужим куском не подавится. Поливанов смолоду ее привечает, как родну сестру- заединщицу.
Больше Устя от него ничего не добилась. Но с его слов поняла: неспроста эта баба на Егора позарилась!
Тем временем Пожива заманила Егора к себе. В горнице усадила за стол, из серебряного самовара чаю налила, пирогами попотчевала.
Он перед ней совсем растерялся: второпях губы горячим чаем обжег, тарелку с пирогом опрокинул, сапожищем пол продавил.
— Такого силача, как ты, я уж давно ищу, — призналась Пожива. — Найдется ли дело, кое ты не мог бы исполнить?
— Если оно не во вред, — промолвил Егор.
— А мою просьбу уважишь?
— Ты меня чем-то шибко прельстила! Наверно, не откажу...
Хитрить он не умел, а что лежало в душе, то и выкладывал.
Пожива к нему ближе подвинулась, рукой обняла.
— Сударик удалой! Окромя тебя никому не доверюсь...
И принялась его всяко нахваливать, льстить, охорашивать. Егору как во сне стало казаться, будто он уж совсем не он, не простой мужик, а из героев герой.
Плечи расправил, отряхнулся, лихо на голове картуз заломил.
— Сказывай, готов услужить!
— Прежде надо тебя испытать, — не доверилась сразу Пожива. — Как бы ты потом не раздумал...
Вывела его на улицу, показала на избу Кузьмы-горемыки.
— Сломай, по бревнышку разбросай!
— Не могу! — отшатнулся Егор. — Не по совести! Я же Кузьме помогал избу строить! У него детишков полно.
— А ты совестью попустись! Не твоя ведь нужда!
— Меня люди осудят!
— Ну и пусть! Зато я останусь довольна...
Уставилась на него правым глазом и опять приласкалась. Егору даже поблазнило, будто она ему на ухо прошептала: «Сделай, замуж за тебя соглашусь, всяко начну ублажать!»
Взялся он обеими руками за угол избы. Все семейство Кузьмы заревело. Кузьма закричал из окошка:
— Ополоумел ты, что ли, Егор?
И так пристыдил — у Егора руки опустились. Пожива, однако, от него не отстала. Снова в свою горницу привела.
— Не сумлевайся, миленок! Такое с непривычки со всяким бывает.
— На бесчестье я не способен, — сказал Егор. — Обидеть никого не могу...
И ладонью об стол припечатал.
— Ладно! — вроде бы согласилась Пожива. — Не стану к тебе приставать со своими докуками.
А на самом-то деле новую уловку удумала. Кинула игральные карты на стол.
— Давай позабавимся!
Егор до игры в карты был не шибко охочий, отказался бы, но снова ухом шепоток уловил: «Обыграешь, сватов ко мне посылай!»
Все спуталось в его голове, будто с проезжей дороги съехал и в лесу заблудился. Уже и представил даже, как с Поживой свадьбу справил, ввел ее хозяйкой в свой дом и семейную жизнь наладил.
Поначалу в дурачка поиграли. Егор пять раз в дураках оставался. Все козыри попадали к Поживе, а ему доставались шестерки.
После каждой игры та приговаривала:
— В карты не везет, покуда время попусту тратим. На интерес поиграем.
Достала из сундука кошель с деньгами, горсть золотых положила на кон.
— Это с моей стороны, а с твоей хватит и копейки.
— Не ровно! Но у меня даже одного рублевика нету, — признал Егор. — Если с меня копейку, то и с тебя не больше.
С копеек и начали. Втянула она Егора в игру. Шире-дале, от копеек на рубли перешли, от рублей на десятки, от десяток на сотни.
В азарте Егор меру утратил. Пожива с каждым разом проигрывала. Хватило бы ему с кучей-то золота стать в деревне самым богатым, в купцы записаться, а его алчный бес погонял: давай еще, покуда карта идет, играй живее, делай ставки крупнее! И вдруг, как под гору покатился.
Все золото обратно к Поживе ушло и вдобавок вся домашность, поле и пашня Егора.
— Да ты, Егорушко, не горюй! — обнадежила она, когда он понурился. — Можешь еще отыграться.
— Нечем!
— А мы так условимся: я поставлю на кон весь кошель золота и себя на придачу. Падет тебе выигрыш — вместе с золотом и меня в жены возьмешь! Ты в заклад отдашь только себя: проиграешь — мою волю исполнишь и про совесть не заикнешься!
Кабы смотрел Егор в сторону, не в лицо Поживе, то еще мог бы опамятоваться. Он не догадался так сделать. Колдовской ее взгляд у него разум отнял. Эх, дескать, спробую, рискну напоследок!
И невдомек ему было, что у Поживы карты подложные. Какую ей надо, ту и брала из колоды.
Взялся он снова играть, а откуда-то вроде бы издалека голос рябенькой Усти до него донесло: «Не отыгрывайся! Худо придется!» Но, может, то ветер за окошком шумел?..
Так и завладела Пожива Егором.
Прогнала она его из-за стола, велела у порога сидеть, покуда сама в путь соберется.
— Дорога не ближняя. Пойдешь следом за мной. Доведу я тебя до места, где на взгорье, посередь таежного леса, древний дуб стоит, на том дубе ворон сидит, дуб сторожит. Вострым топором этот дуб не срубить, пилой не спилить. Ты ворона прогони, не то он глаза твои выклюет, а дуб повали. Под ним каменная шкатулка. В шкатулке зеленое стеклышко. Его мне предоставь!
Когда-то еще в малолетстве сказывал Егору старик Шабала про зеленое стеклышко, что припрятано Уралом в тайге от хитников и варнаков. Тем оно знатно, что все земные богатства оказывает. Поглядишь через него на какую-то гору или долину осмотришь — и вот уже видно тебе, где всякие руды, где золото, где самоцветные камни. Думалось тогда: ну, привирает Шабала, ну, выдумки строит! А вот теперь на поверку выходит: верным был сказ!
Кинуло Егору на ум: своровать это зеленое стеклышко намного бесчестнее, чем у Кузьмы избешку сломать.
Доберется Пожива до кладов — все горы и леса разорит.
И снова перед ней оробел. Мило не мило, а надо идти, куда скажет, исполнять, что прикажет.
Вышли на улицу. Пожива впереди, Егор позади, как к ее подолу привязанный.
Деревенские люди из окошек выглядывали:
— Куда это Егорша за Поживой потопал?
Рябенькая Устя встала ему на пути:
— Не пущу! Уведет она тебя на погибель!
Егор мимо прошел.
А ведь горем и слезой в беде не помочь. Опять побежала Устя к старику Шабале.
— Люблю я Егоршу, а его Пожива уводит!
— Знать, понадобился! — догадался дед. — Без богатырской силы не могла обойтись.
На этот раз в сон его не клонило. Поднялся Шабала, из своего сундучка достал пузырек с водой и гранитный камушек, в тряпицу завернутый.
