палец к губам, дала мне знак, чтобы я передвигался тише.
Я присоединился к Чёртовушке. В центре, под развесистым дубом странного вида молодой человек прилаживал на ветку петлю. Выглядел он действительно своеобразно. Серое одеяние походило на сутану священнослужителя, только гораздо короче, из-под полы торчали острые коленки парня. Так что его наряд смело можно было назвать и короткой сутаной, и длинной рубахой. Но не в этом была странность. На голове незнакомца красовался ярко красный ирокез.
Дабы не допустить самоубийства я решил вмешаться.
Лялечка сердито шикнула на меня:
— Подожди! Рано еще!
Но я не стал слушать Чёртовушку и вышел на поляну. Лялечка, тяжело вздохнув, последовала за мной.
Почему-то припомнился мультфильм «Жил был пес».
— Что, птичку решил поймать? — поинтересовался я у самоубийцы.
— Дурак что ли?! — агрессивно огрызнулся юноша. — Вешаюсь я!
— Чего ради?
— Не твое верблюжье дело! Проваливай!
Молодой человек настроен был весьма недружелюбно. Оно и понятно. Явно ему было несладко, раз уж решил свести счеты с жизнью.
— Правильно, пошли, это не наше дело. — Лялечка попыталась отговорить меня от доброго поступка.
Но я должен был сделать все возможное, чтобы не допустить самоубийство такого молодого парня.
— А ты расскажи, почему ты так решил поступить, может тебе полегчает и передумаешь…
— А пошел ты!
Юноша бросил быстрый взгляд на небо и, зажмурившись, сунул голову в петлю (как только ирокез прошел?). Но ничего не произошло, веревка висела слишком низко. Он стоял зажмуренный некоторое время, затем тихонько приоткрыл один глаз, другой.
— Ничего не понимаю! — Его голос был полон отчаяния.
— Чего тут понимать? — Вновь вмешалась Чёртовушка. — Петля слишком низко висит, так ты никогда не повесишься.
— Что же делать? — Юноша находился на грани истерики. — Если ее повесить выше, то я не достану в петлю головой!
— Не обязательно укорачивать веревку, — Лялечка была сама любезность, — можно укоротить тебя. Ты потерпи немного, а мы тебе ноги подрубим.
Услышав такое предложение о помощи, парень и правда чуть не повесился. Он рухнул в обморок, петля затянулась, и я едва успел подхватить его. Не без труда я освободил шею незадачливого самоубийцы от веревки (Лялечка наотрез отказалась помогать) и уложил его на траву. Несколько секунд спустя панк уже вновь вскочил на ноги. Удивление, облегчение, разочарование, гнев, обреченность — вот далеко не полный перечень чувств, которые мне удалось прочесть на его лице.
— Может все-таки расскажешь, что случилось? Ведь это не выход.
Юноша как-то по-детски всхлипнул.
— Все равно сожгут. Потому что я отпустил ее. Устроил побег. А она колдунья, хоть совсем и непохожа! А теперь прознают и меня сожгут. Так лучше повеситься, чем гореть. Раз и все. — Он с тоской взглянул на покачивающуюся петлю.
Неожиданно с юношей произошли разительные перемены. Плаксивое выражение лица сменилось надменной маской, полной подозрительности.
— А кто вы такие?! Почему, завидев меня, не переквадратились и не пали ниц?
— Чего ради? Кто ты такой?
— Ни фига себе! Еретики антикоммунистические! Двое!
— Это папик. — Сообщила Чёртовушка.
— Священнослужитель? — Не поверил я.
— Он самый.
— Да! И еще комсомолец. Недавно вступил. Такие перспективы открывались! А теперь… — Панкообразный священник начал было вновь сникать, но тут же воспрянул духом. — Ничего, вот сожгу вас, злостных еретиков, и меня наградят, а про то, что я помог бежать ведьме может никто и не догадается. Чего стали? Живо дрова собирать!
— Какие дрова? Зачем?
— Как зачем?! Жечь вас буду! Или лучше препроводить вас в город и на площади спалить? — Принялся вслух размышлять недавний самоубийца. — А сначала попытать? Решено! Вы арестованы! Пройдемте.
— Во! — я показал ему фигу.
Папик побледнел. Видимо, местные священнослужители ни в чем не знали отказа. Он даже растерялся. Не поверил. Наверное, решил, что ему все померещилось.
— Живо в повозку! — Повторил он приказ.
Но что мой кукиш? По сравнению с тем, что произошло дальше. В дело вступила Лялечка.
— А такое ты видел?
Готов биться об заклад, что нет. Потерявший самообладание от безобидной фиги, папик не мог видеть ничего подобного.
Чёртовушка сотворила такую комбинацию неприличных отрицательных жестов, плавно переходящих один в другой, что даже мне стало стыдно. А папик вновь рухнул в обморок.
— Ну, что, давай подвесим его? Все равно он собирался. — Предложила Лялечка. — Очухается, а желание исполнилось.
— Нет.
— Почему?
Чёртовушка искренне удивилась.
— Нехорошо это.
— Так он же сжечь нас хотел!
— Все равно, не по-людски.
— Между прочим, половина из нас совсем не люди, а даже наоборот.
— Но другая половина категорически против.
— Пожалеешь ведь потом. Знаешь какие папики вредные?
— Все может быть. Только не могу я, вот, так. Он же совсем беспомощен. И пока не сделал нам ничего плохого.
— Потом поздно будет.
Пока мы спорили, священник (если этот эпитет уместен применительно к данному чуду природы) пришел в чувства. Он резко вскочил на ноги. Глаза переполнял испуг, праведный гнев и неимоверное изумление. Он настолько был ошарашен, что ничего членораздельного выдавить из себя не смог. Только междометия. А Лялечка, подбоченившись, молча покачивала головой, смотрела на него в упор, всем своим видом показывая, что шутить не намерена.
Почти безмолвный поединок завершился полным поражением папика. Не знаю, какая мысль посетила его, возможно он осознал, что находится в лесу, один, среди неведомых доселе незнакомцев, которые не только не выказывали должного почтения и преклонения, но и имели наглость не повиноваться. Может быть фантазия нарисовала ему страшную картину возможных последствий столь опасного общения. Как бы там не было, но юный священник проявил завидную прыть: неожиданно он рванул с поляны и в считанные секунды скрылся из вида.
Почти тут же до нас донесся странный монолог, по крайней мере, с моей точки зрения. Сначала осипший голос радостно воскликнул:
— Живой! Ура!
На что папик возбужденно ответил:
