годы, возможно, в школах такого не было.
В общем, черт его знает, неважно.
Ляпа наблюдал за змеями минут десять, позабыв о самогонке. Ликтор подкручивал колесико, и змеи взвивались горбами; потом они вытягивались в дрожащие струны, потом по ним вновь пробегала легкая зыбь.
– Ты с этим Полинку пойдешь искать? – тревожно осведомился Ляпа.
– В том числе. Может быть. А может быть, и нет. Еще кое-что возьму. Но тебе смотреть нет смысла, все равно не поймешь.
– А что эта штуковина с ней сделает? Не покалечит?
– Чудак-человек – тебя же не покалечила. Покажет только, где она шарится.
Ляпа, крякнув, распрямился, не отводя уважительного взгляда от прибора.
– Ну, коли так…
– Ступай давай, – велел ему Ликтор. – На вот, прими – на посошок. Пить ты мастер, однако… Теперь ступай; я собираться буду, раз ты озадачил.
Ляпа вспомнил о бумажнике, спохватился, вторично полез за пазуху.
Павел остановил его:
– Оставь, ни к чему. В лесу какие расходы?
– Но как же…
– Оставь, я сказал.
Ликтор умел сказать так, что речи его начисто отбивали охоту спорить и возражать. И что греха таить – Ляпа убрал бумажник не без облегчения.
– Ну, я пошел тогда…
– Иди-иди.
– Когда тебя ждать обратно?
Ликтор закатил глаза:
– Бессмысленный ты человек. Кто ж это знает? Может, к вечеру, а может – через неделю. Полинка-то твоя по сколько дней пропадает?
– Всяко случалось. Но больше пяти суток вроде не бывало.
– Ну вот. Может, она еще вперед меня возвратится.
– Твои слова, да Богу в уши…
– Иди, говорю! – Ликтор чуть повысил голос.
Сам от себя такого не ожидая, Ляпа поклонился ему в пояс и, пятясь, вышел вон, едва не навернувшись на пороге.
Ликтор усмехнулся, когда гостя не стало.
Выключил осциллограф, снял его с лавки, отнес на место, укрыл рогожей.
Деревенщина дурная. С осциллографом на бесов? Это может явиться новым словом в теории и практике экзорцизма. Даже хочется с кем-нибудь поделиться, да жаль, что не с кем. Можно отослать донесение в отделение Инквизиции, но там юмор не приветствуется. Там ждут совсем других вестей, в которых не должно быть ничего развлекательного.
Пора им что-нибудь подбросить.
Ляпина Полинка – подходящая кость, они успокоятся, а то, не ровен час, пожалуют с инспекцией – озабоченные запутанностью и малой значимостью донесений.
Собирая рюкзак, Ликтор задумался. Осциллограф пускай отдыхает, это для Ляпы – но, в самом деле, что ж ему еще взять с собой? И как действовать в данном конкретном случае? Он еще не решил. Будь сейчас полнолуние, вопросы отпали бы сами собой, но до полной луны еще дни и дни, так что…
Истреблять Полинку, вероятно, не следует. А впрочем – как получится.
Он, пожалуй, не возьмет с собой ничего, кроме пайка, да и тот не так уж нужен – любой маломальски опытный человек всегда разыщет в лесу, чем прокормиться. Для него же это и вовсе не было проблемой. Эх, и сколько ж там живности разной шатается!
Ликтор твердо решил обойтись без оружия.
Солнце стояло в зените, пора было выходить. Ляпа, дурень, напился с утра пораньше; вот так работничек, прости Господи, а еще ведь семьянин… На самого Ликтора выпитый самогон не оказал никакого действия.
Он спустился в подпол, зажег свет. Генератор работал исправно.
Из тайника, сооруженного в стенке, Ликтор достал наглухо закупоренный пузырек с прозрачной жидкостью, шприц, жгут, спиртовую салфетку. В пузырьке еще было много, основной тайник можно было не трогать. Закатал рукав, перехватил жгутом плечо, поработал кулаком.
Почти не глядя, он привычным движением продвинул иголку в вену и ввел пять кубиков раствора. Постоял с закрытыми глазами, прислушиваясь к ощущениям. Открыл глаза. Все вокруг представилось ему в красноватых тонах.
Как обычно. Теперь можно было – даже нужно – как можно скорее покинуть село.
Глава 3
Проводник
Пантелеймон не смог удержаться от вздоха облегчения, когда вертолет благополучно приземлился на лугу, в километре от хутора, который на карте был обозначен как деревня Бирюзово.
На всякий случай он уточнил у пилота название, и тот ответил, что так оно и есть.
Сколько же по стране этих «бирюзовок» и «зуевок»?
Иногда протодьякону казалось, что в незапамятные времена всего сотня-другая энтузиастов отправилась гулять по Руси и крестить населенные пункты, беззаботно и незатейливо нарекая их собственными именами.
– Там всего одна улица, – сказал вертолетчик. – Она и главная, и второстепенная. Пятая изба слева, в ней живет некто Ступников, он же просто Ступа.
Ступа и есть ваш проводник. Как-нибудь договоритесь.
– Он точно не в курсе?
Пилот пожал плечами:
– Во всяком случае, я с ним на запретные темы не беседовал. Не должен быть в курсе. Здешний люд вообще не отличается любопытством, потому что так спокойнее. Слишком много происходит непонятного – пусть не здесь, подальше. Ступе важнее, чтобы вы с ним душевно расплатились.
–
– Так и понимайте. Поторгуйтесь для порядка, но не обижайте. Уступите.
– У меня фонды так себе…
– Ничего, вполне достаточно. Я уверен. Здесь не столица, цены разумные. Да и кто знает…
Пилот резко замолчал.
– Ну, продолжайте, – предложил ему Челобитных. – Что вы хотели сказать? Что деньги мне больше могут и не понадобиться?
Тот вытряхнул из пачки сигарету, закурил. Поразмыслил, прежде чем ответить.
– Думаете, вы первый уфолог, рвущийся в Зуевку?
Протодьякон поморщился, отгоняя от себя клубы дыма. Он терпеть не мог табака, да и пил редко.
– Думаю, что нет.
Слово «уфолог» пилот произнес необычно, словно заключал его в кавычки. Челобитных пристально посмотрел на него, безответного:
– Или… вы хотите сказать, что остальные уфологи были такими же уфологами, как я?
Пилот закатил глаза:
– Я этого не говорил.
– Но подразумевали? Вы же знаете, кто я; выходит, я – не первый? Здесь были до меня и другие ликвидаторы?
– Я не знал, что вы ликвидатор, – отозвался тот. – И не хочу знать, вы совершенно напрасно передо мной раскрываетесь. Я знал только, что вы из Службы. Что ж – признание очевидного мне вряд ли чем-то грозит: да, вы не первый. Ваши люди наведывались сюда неоднократно.
