Нужно этому положить конец. Нужно, чтобы НКПС вплотную занялся Закавказскими дорогами и как следует расшерстил аппарат во главе с дирекцией.
На днях по этому вопросу имел разговор с т. Папулия Орджоникидзе. Я ему прямо сказал, что нельзя со всеми драться, нельзя вечно быть на ножах с руководящим составом дирекции, с отделами, с секретарем ЗКК по транспорту, с ДТО ОГПУ и др. Нужно наладить, наконец, деловую работу. Тов. Папулия со мной как будто согласился и обещал наладить отношения. Что из этого выйдет, не знаю'.
Немного забегу вперед и скажу, что ничего путного из обещаний старшего брата Серго Орджоникидзе не вышло, и именно его несостоятельность как хозяйственника создала в дальнейшем хороший предлог для ареста несчастного Папулии Константиновича. Он был осуществлен по указанию Сталина новоназначенным наркомом внутренних дел Н.И. Ежовым 27 октября 1936 года, в день 50-летнего юбилея Серго.
Берия покритиковал и недавно смещенного с поста первого секретаря Закавказского крайкома Мамию (Ивана) Орахелашвили: 'Тов. Мамия Орахелашвили продолжает быть недовольным и дуется. Он даже перестал ходить на бюро ЦК. Теперешним положением он определенно не доволен, хотя я делаю все, чтобы избежать в пределах возможности столкновения с ним. Он, видимо, не понимает или не хочет понять, что для создания деловой атмосферы: для выполнения тех задач, которые поставлены перед нами решениями партии и правительства и Вашими указаниями, нужна твердая рука, нужна решительность и четкость в работе, и больше всего в этом нуждается грузинская организация, в которой со времени ухода тов. Серго не прекращались интриги и групповая борьба.
Только твердая рука, последовательная и ясная позиция могут создать деловую атмосферу работы и покончить с бесконечными склоками, разъедавшими организацию. Это лучше всего подтвердилось опытом истекших 7–8 месяцев работы, и я думаю, что этот опыт для многих (за исключением, может быть, тов. Мамия) не прошел даром.
На этом опыте, в этой атмосфере — люди научились по-новому работать, по-новому подходить к делу, и мне думается, что уже это одно является немаловажным достижением'.
К письму Лаврентий Павлович добавил от руки очень многозначительный постскриптум: 'Был два раза у т. Коба и имел возможность подробно проинформировать его о наших делах. Материалы по вопросам, затронутым в этом письме, переданы также товарищу Коба'.
Значит, Берия в то время был уже вхож к Сталину и делал красноречивый намек Лазарю Моисеевичу, что просьбы закавказских коммунистов скорее всего будут удовлетворены генсеком. Лаврентий Павлович знал, что группировка Орджоникидзе — Ломинадзе впала в немилость у Сталина, и не пожалел критических стрел в адрес близкого к ней Орахелашвили и брата Серго Орджоникидзе Папулию (оба они погибли во время Великой чистки). Очевидно, аргументы, изложенные в письме, нашли понимание у Иосифа Виссарионовича. В октябре 1932 года Берия был утвержден главой коммунистов Закавказья.
О конфликте Берии с Орахелашвили, случившемся в 1932 году, рассказывал в конце 70-х Ф. Благовещенскому один из ближайших соратников Берии П.А. Шария: 'Конфликт дошел до того, что обоих вызвали в Москву, чтобы там сделать выбор в пользу одного.
В это время Акопов, секретарь Тбилисского горкома, явился на партсобрание в ИМЛ Грузии (который возглавлял Шария. — Б. С.), чтобы 'пронюхать', куда же идет дело: он был уверен, что Шария это знает. А тот 'не знал' и в своем выступлении говорил о том, что нужно усилить воспитательную работу, что приоритет слишком отдан работе организационной. Акопов на основе этого решил, что победа будет за Орахелашвили, — и соответствующим образом себя повел. Но тут сделался известным противоположный выбор Москвы — и Акопов поспешил в Орджоникидзе (Владикавказ), чтобы встретить возвращающегося с победой Берию и на аэродроме сказать ему о 'провокации', которую организовал Шария в своем институте.
Вскоре после этого в ИМЛ отмечали 40-летие литературной деятельности Горького. Шария опаздывал (был у больной матери), просил подождать, но заседание начали без него. Когда он явился, то взял из зала и вместе с собой провел в президиум Марию Орахелашвили (жену только снятого и переведенного в Москву первого секретаря Заккрайкома Мамии Орахелашвили. — Б. С.) — старую большевичку, наркома просвещения, члена правления института. Это было сочтено за демонстрацию, и вскоре Шария 'сам ушел' из института. За девять месяцев опубликовал три книги. Потом под угрозой исключения из партии (этот ультиматум ему предъявил сам Берия) снова вернулся на партийную работу…'
В конфликте Берия — Орахелашвили Шария 'не хотел групповщины, считал, что 'виноваты обе стороны', и 'прямо говорил' им об этом. Но, 'конечно, правильно' решение в пользу Берии. 'Берия — фигура', — говорит Петр Афанасьевич 'конфиденциально', и кулак его сжимается, как бы отражая волевой характер 'фигуры' (что-что, а сильная, жестокая воля, до беспощадности к другим, у Лаврентия Павловича действительно была. — Б. С.), — 'а Орахелашвили…' — и рука бессильно-недоумевающе расслабляется, и фраза остается незаконченной. Он прибавляет про Берию: 'Но дальше республики я бы его не пустил. Лаврентием Павловичем он не назвал его ни разу'.
Что ж, насчет того, что политический потолок Берии — это руководство республиканской парторганизацией, Шария, пожалуй, прав. Только неизвестно, зародилось ли это мнение у Петра Афанасьевича еще в 30-е годы, или уже во Владимирской тюрьме, после падения неудачливого патрона. Лаврентий Павлович действительно преуспевал в Москве только тогда, когда выполнял административно- технические функции: по указанию Сталина чистил НКВД от людей Ежова, руководил народным хозяйством в годы войны, возглавлял работу по созданию ядерного и термоядерного оружия. Попытка же играть самостоятельную политическую роль после смерти Сталина за какие-нибудь три месяца закончилась полным крахом.
Шария также говорил диссиденту Р.И. Пименову, вместе с которым сидел во Владимирской тюрьме, о довольно низком уровне бериевской эрудиции. Пименов вспоминал: 'Интеллектуальнейшим из бериевцев был Шария. Издавна он был секретарем Берии то по науке, то по иностранным делам, а Берия бесподобно умел подбирать людей. О самом Берии Шацкин как-то сострил: 'Со времен Гуттенберга Берия не прочитал ни одной книги', — и, пересказывая мне этот анекдот, все бериевцы соглашались с расстрелянным Шацкиным; Людвигов дополнял, что, требуя от него достать какую-нибудь книгу, Берия не умел назвать ни автора, ни заглавия книги, ни о чем она, а описывал ее цвет, формат, толщину, у кого в руках видел. К слову, четко следуя газетным установкам момента, они Берию иначе как 'людоедом' не честили, кто чаще, кто реже, кто сквозь зубы, кто пламенно. Но у Берии был нюх на способности людей (отмечали они, отдав дань хуле), и главным его принципом был подбор по деловым качествам. Гарантию же преданности себе он усматривал в том, что объединял на близких должностях лиц, взаимно ненавидевших друг дружку. Этим в зародыше пресекался какой бы то ни было заговор против него: прежде взаимно донесут (весьма своеобразная система 'сдержек и противовесов'. — Б. С.). И хотя ко времени знакомства со мной все жизненные грозы уже отшумели для этих бериевцев, уже с десяток лет они находились в тюрьме, — они продолжали ненавидеть один другого, что было заметно'.
Понятно, что в условиях тюрьмы никто из заключенных не рискнул теплым словом отозваться о Лаврентии Павловиче. Кто-нибудь из сокамерников обязательно донесет, что имярек восхваляет 'врага народа'. А за это грозил карцер или, в худшем случае, даже дополнительный срок. Тем более что жили бериевцы во Владимирке, как пауки в банке. Шария, тот и на свободе в беседе с посторонними на всякий случай даже не называл Берию по имени-отчеству — чтобы не заподозрили в симпатии к 'лубянскому маршалу'. Но вот насчет того, что книг Берия почти не читал, по крайней мере, художественных, возможно, академик был недалек от истины. Об этом ведь пишет и его сын Серго, упирая, правда, на то, что отец больше налегал на книги по истории и экономике. На самом деле, как я думаю, Берия, как и другие советские чиновники его ранга, читал главным образом сравнительно короткие справки по тем или иным актуальным вопросам, подготовленные для него референтами, в том числе и интеллектуалом Шарией.
А вот насчет бериевского чутья на людей Пименов не ошибся. Помощников себе Лаврентий Павлович подбирал исключительно по деловым качествам и весьма удачно. И не только подбирал, но и умел заставить делать именно то, что в данный момент было необходимо. Иначе не получил бы Советский Союз в рекордно короткий срок атомной и водородной бомбы и ракетного оружия.
Надо признать, что процитированное выше письмо Берии Кагановичу — отнюдь не уникальный документ. В партийных архивах сохранилось немало подобных же писем и шифрограмм как самого Берии, так и других глав обкомов и республиканских парторганизаций. В них красной нитью проходят просьбы о снижении плана по поставкам зерна, мяса и другой сельхозпродукции. В то же время, секретари обычно
