Вспоминая годы своего епископства в труде «Метод обращения тех, кто отделил себя от церкви», написанном на закате жизни и опубликованном уже после смерти кардинала, Ришелье писал: «Более тридцати лет назад, выполняя обязанности епископа в люсонской епархии, вблизи Ларошели, я часто думал… о всевозможных средствах, которые позволили бы привести этот город в повиновение королю. Эти мысли возникали тогда в моем сознании как мечты или пустые фантазии, но с тех пор Господь совершил то, что мне раньше представлялось лишь химерой…»
Знакомство с теологическим наследием Ришелье со всей очевидностью показывает, что он всегда тесно увязывал вопросы религии с политикой[7]. Так, в «Синодальных ордонансах», где Ришелье проповедует нормы христианской морали и поведения, он, по существу, ведет речь о гражданском повиновении и соблюдении общественного порядка, столь важных в то беспокойное время. Любопытно, что для объяснения всемогущества Бога Ришелье не находит ничего более убедительного, чем сравнение его с могуществом короля.
В своих трудах, как и в своих проповедях, Ришелье сурово осуждает еретиков, магов и колдунов. Сам же он был человеком глубоко суеверным: верил в счастливые и несчастливые дни, в предзнаменования и предсказания астрологов, в силу амулетов, с помощью которых тщетно пытался поправить свое здоровье. Так, разуверившись в лекарствах, епископ втайне прибегает к магии: под рубашкой в моменты обострения болезни носит ладанку (как утверждают его французские биографы — персидского происхождения), содержащую порошок из истолченных человеческих костей. В «Наставлении христианина», имевшем большой успех во Франции и переведенном на многие европейские языки. Ришелье проповедует строгость нравов и святость брака. Мужчина, соблазнивший девушку, обязан на ней жениться с согласия ее родителей. Всякий брак без отцовского благословения Ришелье объявляет «смертным грехом».
В 1880 году французский историк Арман Баше в одном из архивов обнаружил интересный документ, написанный рукой Ришелье в бытность его епископом Люсонским. Документ озаглавлен «Наставления и правила, которыми я должен руководствоваться, чтобы привести себя ко двору». Затаенные честолюбивые мысли и намерения Ришелье выражены в нем в столь откровенной форме, что некоторые историки усомнились поначалу в его подлинности. Внимательное исследование рукописи подтвердило, однако, ее подлинность, а Габриэль Аното, наиболее авторитетный биограф Ришелье, установил даже примерное время ее написания — конец 1609-го — начало 1610 года. Этот документ убедительно свидетельствует о том, что Ришелье никогда не забывал о смысле своего пребывания в Люсоне — о подготовке условий для во {вращения в Париж. Этой желанной цели он подчинил буквально каждый свой шаг, каждое свое слово.
Б «Наставлениях и правилах…» Ришелье предается мечтам о будущем возвращении в Париж и о том, как добьется расположения короля. Он воображает беседы с ним, детально продумывает свое поведение, даже жесты. Незаурядный психолог, Ришелье точно рисует портрет Генриха IV: «Слова, которые более всего приятны королю, — это те, что возвышают его королевские достоинства. Он ценит остроты и быстрые ответы и не любит тех, кто не говорит смело. Но делать это надо уважительно. Важно всегда знать, откуда дует ветер, и не подходить к нему (королю. —
Ришелье резонно отмечает, что во Франции карьера любого честолюбивого политика целиком зависит от благорасположения короля. «Хорошо бы дать ему (королю. —
Епископ Люсонский говорит о важности поддержки со стороны влиятельных при дворе особ. Необходимо, считает он, регулярно бывать в свете, на званых приемах и обедах, но не искать этих приглашений самому и постоянно сохранять достоинство. Быть на равных со всеми, не отдавать откровенного предпочтения кому бы то ни было, больше молчать и больше слушать, но не изображать из себя меланхолика или равнодушного; когда кто-то говорит, обнаруживать живой интерес. Собственное мнение излагать уважительно по отношению к собеседнику и ни в коем случае не резюмировать беседу и тем более не выносить осуждающих вердиктов.
На светских приемах говорить только о вещах, «которые не будут скучными для присутствующих и в то же время не представляют интереса для отсутствующих»: самые удобные темы — история и география; в разговоре избегать назидательности и не демонстрировать сверх меры своих познаний. Надлежит быть скромным, сдержанным, не возбуждать подозрений знаниями, выходящими за пределы общеизвестных фактов; демонстрация своих способностей может сослужить плохую службу. Если кто-либо рассказывает что-то новое, нужно без ложного стыда воспользоваться этим для расширения своей культуры, а при случае пересказать услышанную историю.
Избегать ненужной переписки, но всегда и сразу отвечать на полученные письма. Тщательно продумывать ответ, чтобы он не принес ни тебе, ни твоему адресату никакого вреда, даже в перспективе. Запечатывать письма только в последний момент для того, чтобы иметь возможность добавить туда несколько фраз. Опасные письма непременно сжигать, не доверяя их даже тайным шкатулкам. Снимать копии со своих наиболее важных писем и держать их при себе.
Лейтмотивом «Наставлений и правил…» звучит мысль о сдержанности как о главном правиле поведения придворного. Это трудное, но совершенно необходимое для успешной карьеры условие. Тщательно скрывать собственные замыслы и оберегать доверенные чужие секреты. Одно неосторожное слово может разрушить любой, самый хитроумный план. Сдержанность со всеми, включая ближайших друзей, так как именно они могут доставить самые крупные неприятности. «Когда некоторые вещи сорвались с языка или оказались на бумаге, их уже нельзя взять обратно».
Итак, цель Ришелье ясна — возвращение в Париж и приобщение к кормилу власти. Средства ее достижения — настойчивость, гибкость, сдержанность. Для успешного дебюта на политическом подиуме молодой честолюбец должен проявить не только усердие, но и умение ладить со светом и даже быть обаятельным.
В своем интимном дневнике Ришелье ничего не говорит о роли женщин в обеспечении политической карьеры. Здесь он проявляет понятную для его сана осмотрительность. Но именно женщинам молодой элегантный прелат, еще вчера готовившийся стать кавалерийским офицером, будет обязан своими первыми успехами в политике.
Слишком длительное пребывание в Люсоне не входило в планы Ришелье. Сколь активной ни была его многообразная деятельность как епископа Пуату, она явно не удовлетворяла его честолюбия. Все более настойчиво он ищет выхода на горизонты общегосударственной деятельности.
Первая такая возможность, как ему показалось, появилась в начале 1610 года, когда Генрих IV объявил о предстоящем созыве в Париже генеральной ассамблеи французского духовенства. Цель короля — укрепить связи с первым и самым влиятельным сословием своей страны. Ассамблея духовенства должна была обсудить вопрос об утверждении постановлений Тридентского церковного собора, что было обещано Генрихом IV папе римскому еще в 1593 году в обмен на поддержку его притязаний на трон. Кроме того, ассамблея должна была урегулировать проблему возвращения католической церкви имущества, конфискованного полвека назад протестантами Беарна.
Узнав о предстоящем важном событии, епископ Люсонский немедленно начинает действовать в пользу своего избрания делегатом ассамблеи от бордоского архиепископства, куда входила его епархия. Ришелье пишет заискивающие письма архиепископу Бордо кардиналу де Сурди. Он руководил выборами делегатов от архиепископства, и от его расположения многое зависело. Незадолго до назначения выборов Ришелье посылает в Бордо своего викария аббата Бутилье де Ла Кошера, который разворачивает энергичную деятельность в пользу епископа Люсонского.
Увы, старания Ришелье и его эмиссара оказались тщетными. Сурди явно не благоволил к чрезмерно честолюбивому молодому епископу. Он считал претензии Ришелье по меньшей мере преждевременными. Провинциальная ассамблея духовенства избрала своими делегатами самого архиепископа, епископа д'Ора и коадъютора де Кондома.
Самолюбию Ришелье был нанесен удар. Он впал в меланхолию и, покинув свою резиденцию, уединился в приорстве Куссей, где предавался мрачным размышлениям. Тяжелое душевное состояние
