нам дали? Да наши приходы, когда вам надо, ОМОНом разгоняют, хотя и молимся лишь в домовых храмах. Многим ли это от бывших советских катакомб отличается? — Он вдруг повеселел. — И правильно, истинная Христова церковь всегда должна быть гонима!
Никифор посмотрел на испятнанный звезд-ными брызгами черный бархат неба и пошел от Кострецова словно от пустого места.
Кострецов вернулся в опустевшее ОВД, увидел, что в его кабинете горит свет. Толкнул туда дверь: за столом сидел Топков.
— Привет, Гена. Что не отдыхаешь?
— Выследил я гонца востряковских у Мариши! — ответил лейтенант, откладывая ручку и блокнот. — Кличка Вован, бригадир их группировки. Позвонил тебе домой, потом сюда, дежурный говорит: убежал куда-то, должен вроде вернуться. Я и подъехал.
— Я на Потаповский вместе с Черчем мотался. Там Ракита его хотел прирезать. Чудом Кеша гибели избежал и на этот раз. А выручил его тот самый Никифор, который после убийства на Архангельском не стал мне показания давать.
— Сектант?
— Да нет. Мы сейчас с ним долго говорили. Он объяснил, что происходит из катакомбников истинно православной церкви, а нынче — прихожанин Зарубежной церкви. Мне Саша Хромин про эти церкви рассказывал, но не возьму в толк, почему они вместе с Московской патриархией никак не договорятся?
— У этой проблемы, Сергей, длинная предыстория. Устал я сегодня, чтобы тебе ее излагать. Да и на кой она тебе?
Кость резко сдернул с себя куртку, бросил ее на стул.
— Достал меня этот кривоногий Никифор! Зону прошел, а шлет с ясными глазами на хер капитана милиции, патриархию, всю нашу власть. Вот ежкин дрын!
— Он и должен быть такой закалки, которую на Руси еще староверы героически показали. Те в петровские времена самосжигались семьями, целыми старообрядческими общинами, чтобы продемонстрировать презрение к церковным нововведениям, то есть к антихристовым деяниям.
— Со старообрядцами не сталкивался. А Никифор и Сверчка, и Ракиту видел — золотой свидетель по нашему розыску. Вот дрын-то: хоть не плюнул на меня, как он с попом из патриархии на Сретенке отличился, но обозвал нас всех безбожниками.
— А тебе обидно?
— Я, Гена, на Антиохийское подворье время от времени захожу, на службах иногда стою. С женщиной одной на рыбалку под Боровск на Протву ездили, так там на всенощную в Пафнутьев монастырь зашли. Это тот самый, в котором протопоп Аввакум и боярыня Морозова томились.
Топков ухмыльнулся.
— Катакомбнику Никифору такая околоцерковность — одни примочки. Да он еще и Русской православной церкви за границей прихожанин? В этой идеал — белый воин, она с белогвардейцев началась и ее иерархи считают: истинно продолжилась от князя Владимира, крестившего Русь. Это в противовес продавшейся большевикам сергианской, патриархийной. В Зарубежной церкви монархическая, императорская крутизна необыкновенная, ревнительство православного благочестия самое ортодоксальное, консервативнейшее.
— Но мы-то уже не красные. Чего таким, как Никифор, против нас подниматься?
— Во-первых, есть мнение, знаешь ли, что Гражданская война до сих пор не кончилась. А в духовном отношении Зарубежная церковь не прощает патриархии ее нераскаянный сергианский грех, который теперь, сам видишь, разросся уже в дьявольщину с мафией, криминалом. К тому же патриархия не признает святым расстрелянного большевиками Николая Второго и других новомучеников, погибших от руки чекистов. В минус ко всему этому ввязалась патриархия во Всемирный совет церквей, желая объединиться экуменистически с католиками, протестантами, даже с представителями каких-то африканских верований, которые там шаманы представляют. Русским зарубежным ревнителям такое невыносимо.
— Да какие они теперь русские? Это деды, ну, может, отцы их родились в России, а современное поколение по-русски с большим акцентом разговаривает.
— Верно, но Зарубежная церковь получила новую перспективу с открытием своих приходов в России. У нас и по всему СНГ их десятки, туда хлынули такие прокаленные катакомб-ники, как Никифор, все православные, видевшие отступление, криминальный шабаш в верхушке Московской патриархии.
— В общем, не сговорим мы на сотрудничество Никифора?
— Никак, Сергей. Такие, как он, не на нас, так сказать, прихвостней безбожного государства, рассчитывают, а только на разборку Господа Бога.
— Ладно, возьмемся за более уступчивых. С чем этот Вован у Мариши объявился?
— Этого не могу сказать, подслушки в квартире Феогена не установлено. Но Вован у востряковских всегда на острие атаки, командует группой способных на любое бандитов.
— Подробности встречи надо постараться у самой Мариши выяснить, не отходя от кассы, — сказал Кость и набрал номер телефона арбатской квартиры.
— Алло, — сонно откликнулась Мариша на другом конце провода.
Капитан положил трубку.
— На месте она. Сейчас поеду, возьму ее тепленькой.
Кострецов натянул куртку, попрощался с Топковым. Потом зашел в каптерку ОВД и взял оттуда несколько пакетиков с порошком героина для инъекций, сунул их в карман.
Мариша открыла дверь Кострецову заспанной и недовольной, бросив в прихожей:
— Теперь и ночью будешь меня доставать?
— Наше дело круглосуточное, девушка. Время визитов не приходится выбирать. Да и не нарваться бы на твоих корешков, как в прошлый раз. Они тебя, как я понял, больше любят днем навещать.
Последние слова Кость проговорил многозначительно, намекая на дневной визит Вована. Мариша внимательно посмотрела на него.
Капитан прошел в гостиную, сел и осведомился:
— Какие новости?
Несмотря на ментовский прозрачный намек, Мариша решила скрыть встречу с Вованом, подставлять которого ни за что не хотела.
— Новости? — переспросила она. — Скорый ты. Вот приедет из командировки Феоген, будут и новости.
— Так и живешь мышкой в норке? — усмехнулся опер.
— Почему? Выхожу по делам: магазины и все такое.
Кострецов резко вскинул на нее глаза.
— «Все такое» это «Банановая улица»?
Мариша расстроилась, поездки за наркотиками были ее тайной болью, но попыталась устоять перед дотошным ментом и в этом:
— Какая «Банановая»?
— Не гони, Мариша. Тебя там наши люди засекли.
Вскочил опер и быстро поднял у нее рукав халата: на локтевом сгибе Мариши виднелись точки от уколов.
Капитан снова опустился в кресло, продолжив:
— Давно на «толчке» ты не появлялась. Дозы-то, наверное, на исходе. Не ломает? — спросил участливо.
— Тебе какое дело? — с ненавистью взглянула Мариша.
Отказ от наркотиков, которые принес Вован, был для нее неожиданным решением. Мариша не была готова к воздержанию, которое начинается страшной похмельной ломкой. Поэтому после ухода Вована, чувствуя, как подступают к ней эти ужасы, она приняла снотворное, чтобы поскорее заснуть. Сейчас, с приходом Кострецова, Мариша чуяла начало внутренней ломочной дрожи и изнывала.
— Меня все твои дела касаются, — произнес Кострецов и выложил на стол пакетики с «герой».
