поворотом чугунного завитка на орнаменте, окружавшем топку камина. Одна из дубовых панелей стены проваливалась, и в открывшийся лаз можно было, слегка пригнувшись, пройти. В конце короткого узкого прохода была еще одна низкая железная дверь, которая открывалась уже обычным образом. За ней располагалась небольшая, но достаточно комфортабельная комнатка без окон, площадью около восьми квадратных метров.
В этой комнате были две койки, пластиковые бутыли с консервированной водой, запас провианта, кондиционер и биотуалет. Кроме того, там имелся монитор, связанный с мини-камерами слежения, установленными во всех помещениях особняка. Спрятавшийся в этом убежище человек имел возможность быть в курсе всего, что происходило в особняке.
Человеком, оставленным в офисе, был Ворон. Он должен был отвечать на телефонные звонки, следить за тем, что происходит вокруг здания, и держать в курсе происходящего своего патрона. Совершенно один в просторном старинном особняке, он сидел в глубоком кожаном кресле и смотрел телевизор.
Бекас сидел в кафе с обаятельным обезьяним названием «У Мартынюхина», размышляя над планом своих будущих действий.
Из города следовало как можно скорее убраться, везение когда-то должно было закончиться, слишком часто его стали узнавать на улице незнакомые ему люди.
Единственное, что его не отпускало, так это понимание того, что в случае бегства об Ольге он мог забыть. В течение двух недель, прожитых под кровом Серебряковых, Роман постепенно осознал, насколько сильным и неуступчивым в вопросах принципов человеком была двадцатилетняя Оленька Серебрякова. Разорвать внезапным отъездом этот слабый едва уловимый контакт, возникший между ними, значило предать. Роман, что называется, нутром чувствовал — повторного шанса не будет. Когда они с Олей два часа молча гуляли с коляской, в которой спал ее сын, Роман дал себе слово, во что бы то ни стало разобраться в ситуации, в которую он попал, и сразу же после этого сделать предложение Оле.
Бекас, мысленно вернувшись в прошлое, не нашел в своей жизни ни одного мгновения, за которое он отдал бы эти два часа. «Какая она, в самом деле, красавица», — подумал Роман, вспоминая лицо Оли, ее огромные с серо-голубым отливом глаза, маленький пухлый подбородок и беззащитные детские ямочки на щеках. К ней, как ни к кому другой, подходил эпитет «аристократическая красота».
«Эти проклятые деньги! Мое безволие и суетность моих действий — вот причина, почему я трушу сказать ей освоих чувствах, — думал Бекас. — А если так пойдет и дальше, то говорить будет просто некому. С другой стороны, если бы я не нашел сумку, то и встреча с Олей, скорее всего, не состоялась бы… Нет, о бегстве речь не может идти, хотя бы потому, что существует проблема автоматов, которые кто-то хочет взорвать в школах города. Потом, наверное, можно сделать попытку выйти на хозяев денег и вернуть оставшиеся девятьсот с хвостиком тысяч в обмен на мало-мальски приемлемый срок, чтоб вернуть потраченное».
Итак, для начала следовало отзвонить владельцу игральных автоматов. Это не вызывало ни малейших сомнений, тем более что Бекас уже неоднократно представлял себе серию из двухсот пятидесяти взрывов, происходящих в.школах Города. Картина получалась такая, что воображение не могло охватить ее полностью. Было ясно одно. Даже если это будет грозить Бекасу гибелью, он должен предотвратить взрывы.
Собственно, никакого особенного риска в этом не было, и геройствовать, судя по всему, не придется. Достаточно позвонить хозяину и рассказать ему обо всем. А дальше уж он сам будет выкручиваться, как хочет. Вряд ли его устроит такая ситуация, при которой на него ляжет ответственность за гибель тысяч детей.
«А если устроит? — подумал Роман. — А если он в курсе дела и продолжит реализацию своих планов как ни в чем не бывало? Или если он просто не поверит анонимному звонку, что тогда? Тогда нужно будет просто взорвать всю партию автоматов прямо на складе. Пультик-то — вот он, на заднем сиденье лежит. Нажмем кнопочку, и все дела!..»
Из внутреннего кармана пиджака долетел еле слышный звонок мобильника. Это Гога поинтересовался, читал ли его друг сегодняшний «Коммерсант.ru». Друг газету не читал. Бекасу решительно порекомендовали просмотреть передовицу. Назвали остолопом и пожелали «ни пуха, ни пера!». Допив кофе, Бекас поставил пустую чашку на стол, вышел на улицу и купил свежий номер «Коммерсант.ru».
Передовица во всю полосу была озаглавлена так:
«ОБОРОТНИсь, незнакомый похожий!
Взгляд подкупный тебя выдает!»
Из статьи Роман понял, что «собственная служба безопасности…», короче, на самом высоком уровне готовился государственный переворот, почище ГК ЧП. Открыто подкупались старшие милицейские чины, депутаты и видные политики. Из документов, изъятых у шести задержанных, имена которых не разглашались в интересах следствия, вытекало, что в ближайшее время в разных городах страны планировались какие-то чудовищные по масштабам диверсии, с целью вызвать в стране всеобщий кратковременный хаос и в конечном итоге — кризис власти. В результате планировалось передать власть в стране силовикам, стоящим у руля этого мини-переворота.
«Автоматы в школах как нельзя лучше вписываются в планы политических засранцев, готовых ради власти перебить половину народа страны, — со злостью подумал Бекас. — Если так, то действовать мне следует более решительно и быстро».
Сев в машину, Бекас бросил косой взгляд на заднее сиденье. Дипломат с пультом был на месте. Он достал трубку и набрал номер «Взлета».
В приемной Кабачка, на плазменном экране дорогого телевизора «Сони», вратарь местной футбольной команды «Горизонт», распластавшись в замедленном повторе, медленно плыл в воздухе в левый угол ворот. Мяч, так же медленно вращаясь, направлялся в это время в правый угол. Выражение лица вратаря напоминало выражение лица алкоголика, уронившего литровую бутылку водки в лестничный пролет.
Счет был 4:0, и пятый гол, тем более на последней минуте, напоминал прощальный унизительный подзатыльник. Ворон выругался и переключил программу. На экране появилась девушка, которая тут же пообещала ему, что с новыми прокладками он будет чувствовать себя комфортно в любых условиях. После этих слов она вскочила на коня и помчалась по буеракам, ухитряясь при этом сохранять на лице выражение сексуального призыва.
Ворон выругался еще раз, и тут зазвонил телефон.
Выбравшись из уютного кресла, он потянулся и подошел к большому столу, на котором было расставлено множество телефонов, факсов, стоял компьютер, валялись несколько радиотрубок, в общем, связь была налажена как следует.
Посмотрев на определитель номеров, Ворон увидел незнакомый, но определенно принадлежавший мобильнику номер, снял трубку и произнес:
— Приемная консалтинговой фирмы «Взлет». Слушаю вас.
— Будьте любезны, — сказал Бекас, — пригласите Владимира Михайловича.
Диктофон, мигая индикатором, бесстрастно записывал каждое слово разговора.
— Владимира Михайловича сейчас нет на месте, — ответил Ворон, — вы разговариваете с секретарем, и я могу передать ему все, что вы скажете.
Бекас помолчал, потом сказал:
— Я звоню насчет игральных автоматов.
Теперь паузу сделал Ворон. Он соображал, что еще может быть сказано по поводу склада в Коромыслово, наконец, любезно произнес в трубку:
— Да-да, я вас слушаю.
— Я должен сообщить вам чрезвычайно важную вещь, — сказал Бекас и опять умолк.
— Я внимательно слушаю вас, — повторил Ворон.
Бекас наконец решился и заговорил:
— Мне известно, что вы собираетесь установить в школах Города игральные автоматы. Так вот, не делайте этого ни в коем случае. Это очень опасно, и опасно гораздо в большей степени, чем вы можете себе представить.
Бекас поймал себя на том, что почему-то не может прямо сказать этому человеку о такой простой вещи,
