слов»: «Татьянка! Да ну, подхватывай же скорее!» Опускается, закрывает клавиши черная крышка. Музыки больше нет.
Все это мгновенно пронеслось в памяти.
Музыка кончилась. Слова Ивана Филипповича и диктора прозвучали почти одновременно.
— Да, хороша скрипочка, — сказал Иван Филипдович, — басок только глуховат. Вот бы мою последнюю в эти руки, уж она бы залела! — Он довольно улыбался. Из слов диктора Таня расслышала только:
— …лауреат Всесоюзного конкурса Георгий Громов…
Она порывисто поднялась.
— Что он сказал? Кто играл это? Вы слышали? — бросилась она к Ивану Филипповичу и, не дождавшись ответа, подбежала к Алексею. — Алеша! Алексей Иванович! Кто играл? Скажите мне, ради бога! — Она схватила Алексея за руки и ждала ответа, не спуская с его лица больших взволнованных глаз.
— Георгий Громов, — ответил он.
— Значит, не послышалось! Значит, правда! — почти крикнула Таня. Мгновение она стояла посреди комнаты, не видя ни изумленного лица Алексея, ни растерянных глаз Ивана Филипповича. — Значит, не послышалось! Значит, не послышалось! — повторяла она и, вздохнув так, словно это был первый глоток воздуха в ее жизни, внезапно кинулась к Ивану Филипповичу, обхватила его костистые широкие плечи, чмокнула с размаху колючую, небритую щеку и ринулась к двери, на всем ходу столкнувшись с Варварой Степановной, которая входила в комнату. Таня обняла ее, прижалась лицом к ее щеке. — Варвара Степановна, миленькая, спасибо! — поблагодарила она неизвестно за что и тут же спохватилась, что говорит вовсе не то. — Простите! Едва с ног вас не сбила!
Косынка, наспех повязанная, слетела с головы, и косы — одна наполовину расплетенная — тяжелыми жгутами упали на спину. Подхватив косынку, Таня промчалась через кухню и скрылась за дверью своей комнаты.
Варвара Степановна оторопело глядела то на сына, то на мужа, стоявшего возле приемника с зажатыми в кулаке очками, которые он неизвестно для чего вытащил из кармана.
— Что случилось-то? — спросила она Ивана Филипповича. — Танечка-то! Чего это с ней? Словно уголь из печки выстреленный! Объясни, сделай милость! — И повернулась к сыну. — Алеша?
Тот пожал плечами и ничего не ответил.
— Тут, Варюша, по-честному если, — не спеша, будто прислушиваясь к тому, что сам говорит, произнес Иван Филиппович, — мне понятно только то, что я ровно ничего не понимаю… Налей-ка мне чайку погорячее, этот, надо полагать, чуть тепленький.
Прибрав очки и гремя стулом, Иван Филиппович уселся на свое место.
«Он получил письмо! Он отвечает мне!» — повторяла про себя Таня. Она то садилась на кровать, то вскакивала и, уперев стиснутые кулаки в подбородок, ходила взад и вперед по крохотной своей комнатенке. Потом остановилась возле окна и, глядя в темноту, повторяла уже вслух:
— Отвечает… Отвечает… Зовет… Я нужна ему… Нужна!
Она не могла, не хотела думать иначе. Если б что-то другое, если б не «Песня без слов», которая там, в Москве, как бы стала стеной, отделившей друг от друга их судьбы, выступление Георгия по радио, возможно, и не вызвало бы этих мыслей. Но теперь… Теперь она могла думать только так.
Нужна! Эта мысль, это слово все перевернули в ней.
Нужна! Именно в этом открылся ей вдруг смысл ее любви, ее жизни.
Неожиданный порыв ветра всплеснул за окном палую листву, громыхнул железом на крыше, донес отдаленный и долгий паровозный гудок.
Внезапное решение ознобом обожгло затылок, спину. Ехать! Сейчас! Немедленно ехать в Москву! Хоть на день, хоть на час! Высказать все, все объяснить…
«Отпрошусь и поеду!» — решила Таня. Она моментально собрала маленький чемоданчик, переоделась. Сказала Варваре Степановне:
— Не теряйте меня. Мне срочно надо в Москву. На неделе вернусь. — Обняла порывисто. И вышла.
Токарева не оказалось дома. Очевидно, не вернулся еще из Новогорока, куда уехал накануне. Таня побежала на квартиру к Гречанику.
Гречаник долго хмурился, наконец сказал:
— Ну, хорошо, не возражаю. Только договоритесь с Костылевым о замене. Скажите: я разрешил.
Костылевский дом Таня с трудом нашла. В окнах был свет. Значит, не спали. Дверь отворила женщина с изможденным лицом. Выслушала, покашливая и держась руками за грудь. Сказала, обернувшись в комнату:
— Николай Иваныч, тут с фабрики. — И закашлялась.
Таня прошла в комнату. Костылев сидел на кровати, одетый по-домашнему, в зеленых носках, и никак не мог попасть ногами в шлепанцы ярко-фиолетового цвета. Тане в его квартире запомнились почему-то только эти зеленые носки и фиолетовые туфли.
Он очень вежливо усадил Таню на стул, так же вежливо и внимательно выслушал и очень спокойно сказал:
— С моей стороны никаких препятствий, но… заменить некем.
Таня долго и настоятельно упрашивала, чтобы сам поработал за нее, но Костылев был непреклонен:
— Самому — это на сегодняшний день промблема: дела, дела давят… Не могу.
С этим «не могу» Таня и ушла от него. «Все равно уеду, все равно. Гречаник разрешил мне, и все!»
На станции у окошечка кассы стояла очередь за билетами на пригородный поезд. До московского оставался час. Таня дождалась, пока освободилось окошечко, подала деньги.
— На московский мест не дали, — сонно проговорила кассирша и вытолкнула деньги обратно.
— Но как же быть? Мне обязательно… — начала Таня.
Окошечко захлопнулось.
Что делать? Скорый в Северной Горе не останавливается. Ждать следующего? Он идет в пять утра, но и на него может не оказаться билетов…
— Я могу вас выручить, — сказал кто-то в самое ухо. Рядом стоял незнакомый человек в клеенчатом плаще с капюшоном и протягивал Тане билет.
— Собирался ехать с товарищем, а у него перемена вышла, не едет.
Таня так обрадовалась, что даже не догадалась спросить, откуда у незнакомца билет, если ей только что сказали, что на московский поезд вообще нет мест. Она купила у него билет, незнакомец пересчитал деньги и тут же исчез. Таня вышла на перрон.
Дул холодный сырой ветер. Изредка в лицо ударяли мелкие ледяные капли. Таня ежилась, прятала лицо в воротник, ходила взад-вперед вдоль путей; дожидаться в прокуренном зале не было никакого желания.
Прошел пригородный. За ним товарный… Наконец в стороне Новогорска из-за поворота выплыл яркий луч прожектора. Шел московский. Таня нетерпеливо ждала.
Ее, девятый, вагон остановился далеко за перроном. Она побежала: поезд стоял здесь всего минуту. Запыхавшись, подала билет проводнице, шагнула к подножке. Проводница преградила ей дорогу, вернула билет,
— Не на этот поезд и просроченный, — пояснила она.
— Как просроченный? Почему не на этот?
— Читайте и компостер глядите. — Проводница поднялась в вагон и уже опускала откидную площадку.
Таня растерянно вертела в руках билет. На нем действительно было выбито вчерашнее число и стоял номер совсем другого поезда, хотя тоже на Москву.
— Слушайте, пустите меня! Я же купила билет сейчас у пассажира, он едет с этим же поездом, — убеждала Таня.
