Филя отложил сбрую, Меланья – рукоделье.
– С двух приисков привезли заарестованных. С Благодатного самого Ухоздвигова с Урваном, а с Ольховки анжинера Гриву, который мужиком будет учительши Дарьи Елизаровны, да подрядчика какого-то и еще двух сынов самого Ухоздвигова, охицеров. Иннокентия Иннокентьевича будто и Андрея Иннокентьевича будто. И оружья много нашли. Восстание будто подымать хотели.
– Будоражатся, будоражатся, – бормотал Филя, почесывая толстый зад. – К весне, может, и подымут. Схлестнутся красные с белыми. Ипеть грабиловка будет для мужиков.
– Казаков Потылицыных всех заарестовали, – продолжала Апроська.
– Ишь ты! Настал черед и для казаков, – обрадовался Филя.
– Сумкова старика заарестовали, который сродственник атаману Сотникову. Охицера Потылицына ишшут. По всем казакам ходют с винтовками. Страхи! К ревкому близко не подпушают…
Филя поднялся, поцарапал в затылке:
– Ишь как красные разворачиваются!
– Страхота, страхота! – тараторила Апроська.
– Спаси господи! – крестилась Меланья.
– Господь таперича не спасет, потому как красные от анчихриста власть держат, – сказал Филя.
– Самого Елизара Елизаровича заарестовали и учительшу Дарью Елизаровну заарестовали. Школу теперь прикрыли.
– Слава Христе! – помолился Филя.
– Насовсем прикрыли! У бабки Ефимии обыск был, когда анжинера Гриву привезли с тайги. Ой, что деется!.. Сама бабка с Дарьей Елизаровной, сказывают, со святым Ананием заодно, нюх в нюх. И сам святой Ананий был у их в дому, ей-бо! Пришли, значит, заарестовать, а он как дохнет на всех, так ревкомовцы с ног попадали. «Изыди, грит, нечистая сила!» А когда ревкомовцы в память пришли, святой Ананий на небеси поднялся али невидимый стал. Ей-бо! Бабка Акимиха сказывала. И все, все про святого Анания шепчутся и молятся, молятся…
Апроська истово перекрестилась, за нею Меланья, потом Филимон Прокопьевич.
Про явление святого Анания вся тайга гудит с осени. То в одной деревне видели, будто и реченье слушали; то в другой деревне. Никто толком не знал, какой веры святой Ананий. Если поповской – еретик, если дырник – тоже еретик; если федосеевец-рябиновец, как Юсковы, тоже понятно, еретик. Сама-то бабка Ефимия чистая ведьма. Как же мог святой Ананий появиться у нее? Другое дело, если бы святой Ананий, призывающий народ к восстанию против красных, переступил порог дома Филимона Прокопьевича! Тогда бы он был настоящий святой и, конечно, праведник. Надо бы спросить у батюшки: молиться ли во здравие святого Анания или анафеме предать как нечистую силу?
– Что будет-то с миллионщиками? – спрашивает Меланья.
– Выдавят золотишко, чаво более? – зевнул Филя. Апроська еще вспомнила:
– Елизар-то Елизарович, сказывают, не пьет, не ест под арестом.
– Ничаво! – хмыкнул Филя. – Как живот утянет под ребра, пить и жрать будет. Полтину мне тогда пожалел на параходе, а вот подоспел час – мильены выдавят с его! Так ему и надо: жмон, какого свет не знал, собака! И есаул такоже – собака.
– А бабы-то, бабы-то заарестованных как ревут! На всю улицу! – насыщала Апроська новостями.
– Припекло и баб…
– Ой, как припекло, тятенька! – Апроська звала хозяина тятенькой так же, как Прокопия Веденеевича. – Сказывают, будто Ухоздвигов золото попрятал в тайге.
– Ничаво, красные сыщут!
– Ждут Тимофея Прокопьевича из Минусинска. Ольга-приискательница поехала за им.
Филя поскреб в бороде:
– Тимоху ждут?
– Сама слышала, как Аркашка Зырян сказал: «Сегодня должен быть Тимофей Прокопьич, и мы, грит, устроим миллионщикам полную растребиловку».
– Оно так, устроят! – поддакнул Филя. – Особливо Юскову и Дарье Елизаровне. У Тимохи давно зуб на них. Сила у него огромятущая – в самой чике как вроде генерал. Комиссаром прозывается.
– Зайдет ли к нам в гости-то?
– Чаво ему таперича у нас делать? – огрызнулся уже сонный Филя. – Хлебушка у нас и без него выдавили – жди до другой беды. Нечистый дух и есть!
– Сказывают – голод в Расее?
– Мрут, – снова зевнул Филя. – Они там завсегда пухнут и мрут. На каждой десятине как вшей на гашнике. Лаптями ворочают землю – как не пухнуть? Мы плугами пашем, они – лаптями. Сбруя такая на ногах.
Апроська, выплеснув все новости, с тем же проворством взялась прибирать в избе.
– Какая такая чика есть, где Тимофей Прокопьич генералом? – спросила Меланья.
– Чика? – Филя малость подумал. – Да вроде как сама преисподня, геенна огненна. Не дай-то господи! Спаси и сохрани. В городу песню такую поют: «В губчику попадешь – не воротишься». Оборони господи!
