— Так-так, вы у час Огнев Дмитрий Семенович. Наследственные заболевания имеются?
— Оптимизм. Больше нет.
Психиатр поджала губы.
— Кто-нибудь из родственников страдал?
— Только от неразделенной любви... По психиатрии — нет, точнее, не знаю...
— Что значит не знаете? — насторожилась психиатр.
— Вы понимаете, — очень серьезно начал Огнев, — я свое генеалогическое древо только с конца позапрошлого века изучил... А что там раньше было — убей Бог, не в курсе. Не обессудьте... Может, что и не углядели...
Невропатолог отвернулась, пряча улыбку.
— Между прочим, у нас тут и стационар есть, — заявила психиатр.
— А что, в экспертизу и обзорная экскурсия включена? — демонстративно обрадовался Огнев. — Здорово, не ожидал!
— Вы меня не поняли.
— Очень даже хорошо понял, — Дмитрий посерьезнел — Не выйдет. Я — свидетель.
— Как? — удивилась психиатр.
— Да, свидетель, — подтвердила невропатолог.
«Ага, — подумал Огнев, — спец по психам забыла спросить, кто перед ней сидит. Нормально они тут работают, совсем как в ментовке».
Психиатр наклонилась к Дмитрию, слегка покачиваясь. Огнев отклонился назад.
— Припадки были?
— У кого?
— У вас, разумеется.
— Нет, не было. Припадаю исключительно к плечу жены.
Психиатр вновь взяла листок.
— Вот тут написано, что вы учились на английском отделении, а занимаетесь патентами... Странно это.
— Кому как. Мне — не странно. Семью надо содержать, вот и работаю...
— А чем вы конкретно заняты?
— Я же сказал — патентоведением.
— В какой области?
— Патентоведение — это и есть отдельная область — Вам популярно объяснить?
— Можно конкретно, по существу... Тема работы?
«Ладно, получай фашист гранату», — подумал Огнев.
— Проблема гравитационных возмущений, — кратко ответил он.
Дмитрию стало интересно, чего же хочет психиатр — та явно ничего в физике не понимала и только умно кивала.
— Это общие слова — можно разъяснить?
— Конечно. — Огнев широко улыбнулся, внимательно глядя психиатру в глаза. Ему уже было ясно, что та за время своей работы переобщалась со своими пациентами и в любом собеседнике бессознательно ищет патологий. И обязательно находит. — Решив путем интегрирования от единицы до необходимой величины значение гравитационного вектора совокупности полей, неравной нулю, я хочу найти подход к ограничению в объеме электромагнитного поля и рассчитать границу конца взаимодействий, — любой физик умер бы на месте, услышав этот бред, — изменив константу структурирования поля, можно снизить энергетические потери с куба до квадрата расстояния по ослаблению, — физика отпели и поволокли на кладбище, — это поможет разработать усовершенствованный аккумулятор, — гроб забросали землей, — вот, собственно, и все.
— Здесь все понятно, — изрекла психиатр. Огнев еле сдержался. — А какие знания вы дополнительно получали?
— Я проштудировал литературу по высшей математике и аналоговому моделированию... Я хорошо шел в школе по точным наукам.
— Ясно. Вот видите, и не надо было злиться.
— Я не злюсь...
— Ну, я же вижу, — снисходительно сказала психиатр.
— Скажите, а вы с диссидентами не работали? — ошарашил вопросом Дмитрий. — Методы больно по фильмам знакомые...
Психиатр вновь закачалась из стороны в сторону. «Может, сказать ей, — подумал наглый “пациент”, — “Хорош качаться! В глазах рябит!” И вообще, я ненормальных боюсь...»
— Вы свободны...
— Минуточку, — сказала невропатолог, — завтра можете часикам к двенадцати подойти, психолог принимает, я карточку ей передам...
— А сегодня нельзя всех пройти?
— К сожалению, нет. Мы ведь бюджетники, в клиниках прием ведем. Следователя, когда выйдете, пригласите, пожалуйста...
Из кабинета Султанов появился минут через пятнадцать, злой на весь белый свет.
Дмитрий курил у входа в обществе какого-то громилы. Огнев познакомился с ним, попросив огоньку. Михаил приехал сюда с целью проверить свой интеллектуальный коэффициент и ждал прихода психолога. Узнав о беспределе следователя, Миша шумно возмутился и посоветовал «посадить того на пику». Дмитрий, в благодарность за столь ценный совет, дал Михаилу адрес магазина, где продают компьютерные лазерные диски с тестами по всем областям. У него самого была парочка. Радикальный Михаил старательно записал адрес, сообщил, что обязательно сегодня же купит и пройдет тестирование в офисе у какого-то своего знакомого молдаванина Гугуцэ.
— Очень странно, — многозначительно сказал Султанов, когда они шли с Огневым к воротам, — первый раз в моей практике такой случай, чтобы за один день не справились...
«Кого ты лечишь? — подумал Дмитрий. — Во дает, думает, мне о графике врачей ничего не известно... Точно у ментов с головой плохо...»
— А зачем вас вызывали после меня?
— Попросили вопрос переписать, — независимо ответил Султанов, — в соответствии с УПК...
«Молодец, ты еще вопрос грамотно поставить не можешь, — мысленно улыбнулся Дмитрий. — Совсем, видно, впопыхах готовились, придраться-то не к чему...»
— Не опаздывайте завтра. Меня не будет. Справитесь сами?
— Легко, — ответил Огнев.
«Меня не надо за ручку водить, это вы с Воробейчиком все парочкой. Как два педрилы... Ну-ну, посмотрим, чего дальше делать будете...»
Денис отправился в очередное подземное путешествие.
Результаты первого вдохновляли. Он взял с собой раскладной рюкзак, десяток крепких черных полиэтиленовых мешков и титановый гвоздодер, который дополнительно можно было использовать как дубинку. За день до этого он заволок в трубу еще четыре мощных фонаря и спрятал их в обнаруженном возле завала углублений Рыбаков внимательнейшим образом осмотрел обвалившееся перекрытие. То, что его не уберут в ближайшие годы, было видно сразу — для этого музей надо было ставить на капитальный ремонт. Единственное, что не понял Денис — почему в самом музее не обрушился кусок пола. На всякий случай он натянул поперек подвала веревку метрах в пяти от завала, чтоб даже случайно не приблизиться к нему — береженого Бог бережет. Он не поленился пройтись и в обратную сторону от входного люка и метрах в ста наткнулся на бетонную заглушку, запечатавшую трубу. Это и объясняло то, что в трубе даже крыс не было. После какой-то древней аварии этот участок перекрыли и забыли о нем. Температура здесь держалась почти постоянная — градусов семь-десять тепла. Не Ташкент, конечно, но работать можно. Видимо, поблизости проходили трубы с горячей водой, а естественный теплообмен регулировался участком, омываемым водой канала Грибоедова. Трубу не посещали как минимум лет двадцать, поживиться здесь было нечем, если не знать о ее направлении.
