Зинаида Валерьяновна преодолела первые три ступеньки и немного замедлила шаг.
– Это просто некрасиво, – продолжил Эдиссон. – Она же не знает судью. Зачем же заранее обижать человека? Тем более – обзывать ее жидовкой.
Коган остановилась.
– А она так сказала? – «изумился» Ла-Шене.
– Полчаса назад, – трагическим голосом выдал Дмитрий Цветков. – Во всеуслышание заявила, что Коган – жидовка и что этот обвиняемый – тоже жид. И она, типа, не удивится, если, я цитирую, «эта пархатая дура пойдет навстречу соплеменнику». Представляешь себе?
– В последнее время Ирина Львовна какая-то нервная стала, – Берсон украдкой сверился со шпаргалкой.
– Не то слово!
Зинаида Валерьяновна задохнулась от ярости.
– Я слышал, – Ла-Шене немного понизил голос, – что у Панаренко к нынешнему судье какие-то личные счеты.
– Не без того, – очень серьезно подтвердил Эдиссон. – Но знаю только со слов ее сокамерника... [61] Вроде Ирина Львовна хвасталась, что отбила у Коган законного мужа.
– Серьезно? – «поразился» Берсон.
При подготовке к мероприятию было выяснено, что судья в разводе, который случился всего полгода назад и сопровождался бурным скандалом. Секретарь суда, к которой мягко подвели одного профессионального актера, изредка сотрудничавшего с командой, рассказала в кабаке, что Коган очень переживала разрыв с супругом и всеми силами желала узнать, кто именно разрушил ее недолгую семейную жизнь.
У Зинаиды Валерьяновны потемнело в глазах.
– За что купил, за то и продаю, – кивнул Эдиссон. – По крайней мере, в койку она его затаскивала. Видишь, как тут все переплетено?
Ла-Шене «сокрушенно» вздохнул.
– Ладно, – Цветков взглянул на часы, – тебя до отдела добросить?
– Поехали, – согласился Берсон.
Братки затушили сигареты в песке, вышли из-под лестницы и неспешно затопали на выход.
Коган стиснула зубы и резво взбежала на свой этаж, расплескивая по пути воду. Дикая злоба на сучку с Захарьевской душила Зинаиду Валерьяновну. Судья грохнула чайник на стол, заперла кабинет и принялась яростно листать материалы уголовного дела на гражданина Клюгенштейна, стараясь найти в нем подтверждения профессиональной некомпетентности следователя Панаренко.
Спустя две минуты перекошенное лицо судьи Коган разгладилось, и на ее губах появилась мстительная улыбка.
Денис спустился с крыльца и заметил Ди-Ди Севена, бегающего вокруг серебристого микроавтобуса. По салону метался ротвейлер, орошал слюнями стекла, время от времени начинал драть зубами обивку передних кресел и приглушенно ревел. Помимо потеков слюней внутренние поверхности боковых стекол были измазаны чем-то темным.
Рыбаков понаблюдал за тем, как приятель дразнит собаку, пожал плечами и отошел за угол к стоящим кругом Горынычу, Паниковскому и Садисту. Олег живописал недавно приехавшим браткам подробности прыжка Мизинчика. Те восхищённо внимали.
Через минуту к коллективу присоединился довольный Ди-Ди Севен.
– Зачем пса изводил? – поинтересовался Денис.
– Это не просто пес, – Ди-Ди Севен цыкнул зубом. – Это, блин, кобель той заразы, которая меня два года назад усадить пыталась. Ковальских-Дюжая, как сейчас помню. Сволочь первостатейная... Все бабки вымогала за закрытие дела.
– Видимо, ее бизнес процветает, – Рыбаков прислонился к водосточной трубе. – Тачка минимум двадцать штук бакинских стоит.
– Уже нет! – хмыкнул браток.
– Пес себе пасть, блин, об железо не повредил? – озаботился Паниковский, у которого дома жил такой же ротвейлер. – Чо там за полосы темные на стеклах?
– Не боись, – отмахнулся Ди-Ди Севен. – Это дерьмо. Псин обосрался от злобы и размазал. Равномерно, блин...
Братки рассмеялись.
– Ментов надо давить, – Горыныч высказал давным-давно известную всем нормальным людям мысль. – Мы тут, блин, племяша Носорога встретили... – Даниил замолчал.
– И что? – не понял Денис.
– Мусора у него опять обыск сделали...
– Бывает. – Рыбаков индифферентно пожал плечами.
– Ага! – насупился Горыныч. – Ты не знаешь, как! Племяш с работы приходит, видит – дверь, блин, сломана... Думал, хату обнесли.
– Ту самую, где раньше Носорог жил? – уточнил Садист.
