лейтенанта Мартышкина.
Реализация на рынке потертого ТТ с шестью патронами в обойме прошла с половинчатым успехом.
Во-первых, из двухсот долларов купюрами по полтиннику, полученных Казановой из рук маленького вертлявого дагестанца, три оказались фальшивыми, по поводу чего оперативники были вынуждены подраться с охранником обменного пункта, выставлявшего их на улицу. Охраннику изрядно накидали плюх, что немного подняло градус настроения двух друзей.
Во-вторых, покупатель начал стрелять из свежеприобретенного оружия буквально «не отходя от кассы», пока Казанцев считал деньги. По армянам, скалившим зубы в нескольких метрах от Плахова, со стороны подстраховывавшего коллегу.
Два смуглых «носорога» свалились под прилавок, зажимая руками простреленные животы, остальные порскнули в стороны словно стая испуганных туканов.
Плахов сначала было захотел выхватить ствол и ксиву и заорать «Всем лежать, работает убойный отдел!», но тут же передумал, ибо вмешательство в процесс грозило обернуться участием в поисках преступника по горячим следам и переносом пьянки на неопределенно долгий срок.
Пока старший лейтенант размышлял над превратностями судьбы, стрелявший бросил пистолет с израсходованным магазином на пол и удрал. ТТ тут же подобрал хозяйственный Казанова, решивший, что добру пропадать негоже.
Обсудив происшедшее по дороге к обменнику, опера сошлись во мнении, что сделка "двести «зеленых» за шесть маслят[35]" сделала бы им честь даже в пригороде Тель-Авива. Впечатление от гешефта немного испортило известие о подсунутых фальшивках, но и пятьдесят долларов за несколько патронов были неплохой суммой. Достаточной для того, чтобы в условленное время постучать в заветную дверь черного хода общежития ткацкой фабрики «Зеленый гегемон», и на заданный томным голосом «Карлоса Ильича Шакала» вопрос «Кто там-м-м?» призывно позвенеть разномастной посудой с разнообразным содержимым…
В дверь постучали.
— Войдите! — рявкнул Соловец, думая, что это явились Казанова и Плахов.
Но на пороге материализовался начальник «убойного» отдела РУВД соседнего района, на губах которого застыла злобно-язвительная улыбка.
— А, это ты, — майор показал рукой на стул, — садись.
Капитан Абрам Кужугетович Пупогрыз, толстый и одышливый субъект с мутными глазами навыкате, вот уже десять лет не могущий получить очередное звание, вальяжно расположился на продавленном стуле, закинул ногу на ногу и смерил Соловца презрительным взглядом.
— Ну, и чего тебе? — спросил хозяин кабинета, прекрасно понимая, о чем пойдет речь.
— А ты, Георгич, не знаешь? — скрипуче заявил Пупогрыз.
— Представь себе, нет.
Капитан вытащил из кармана сложенный вчетверо грязный листок желтоватой бумаги и издалека показал его Соловцу.
— Это видел?
Майор попытался разглядеть мелкий текст, но у него ничего не вышло.
— Дай посмотреть, отсюда не видно.
— Щас тебе! — Пупогрыз быстро спрятал листок обратно в карман. — Чтоб ты его порвал?
— А зачем мне его рвать? — устало осведомился Соловец.
— Потому что это приговор и тебе, и твоим верным и сильно умным подчиненным!
— Полегче на поворотах, — предупредил Соловец, который очень не любил, когда его обзывал кто-либо, кроме вышестоящего руководства, и особенно в те моменты жизненного пути, когда майора обманывали и подсовывали вместо «Столичной» водки простую воду.
— Буду я еще с тобой любезничать! — взвился капитан. — Всё, приплыли, соседушки! Не фиг было труп нам на участок подбрасывать!
— Какой еще труп? Кого? — Майор сделал вид, что не понимает, о чем говорит его коллега.
— Того, которого из огнемета замочили!
— Из какого еще огнемета?! Ты что, опять закусить забыл?
— Ой-ой-ой! — Пупогрыз показал Соловцу язык. — А ты не в курсе!
— Слушай, Абраша. Твоя территория — твои проблемы.
— Ах, так?! — Капитан вскочил со стула. — А ты мне, случайно, не объяснишь, как полусожженный труп прополз с твоей стороны улицу на нашу, оставив по пути два килограмма и семьсот сорок пять граммов своих внутренностей? Я лично соскреб их с асфальта и взвесил!
— Весы, небось, у бабок возле метро конфисковал? — криво улыбнулся многоопытный начальник ОУРа Выборгского РУВД.
— Тебе-то какое дело?!
— Там все безмены на двести граммов в плюс переделаны, — сообщил майор. — Так что с весом ты лажанулся. Перевесим твои «вещдоки» и прокурору нашему стуканем. Он и влепит тебе триста третью[36]… Для начала. Чтоб служба медом не казалась. И поедешь ты, Абраша, лес валить. В Нижний Тагил[37]… Там тебя да-авно ждут!
— Как и тебя! Ты меня триста третьей на понт не бери! — закричал Пупогрыз. — Ученые!
— А что до того, что кто-то там полз — так это его личное дело. Хотел — полз, не хотел бы — не полз. — Соловец продемонстрировал коллеге, что разговор окончен.
— Ах, ты так?!
— Да, так!
Они вскочили, уперлись друг в друга взглядами, пыхтя и щурясь презрительно.
— Сука ментовская! — первым не выдержал Пупогрыз.
— На себя посмотри! — Соловец подпрыгнул из кресла и встал в боксерскую стойку.
Капитан не стал долго рассусоливать и от души врезал майору по уху.
Соловец в накладе не остался и расквасил Пупогрызу нос.
Абрам Кужугетович хрюкнул, отбросил ногой мешавший ему стул и попер в атаку, расставив руки в стороны и рыча, как разъяренный бурый медведь. Майор подпустил противника поближе и тюкнул того носком ботинка в пах.
Пупогрыз мяукнул, согнулся и упал на колени, держась за низ живота. Соловец не упустил шанс добить противника, схватил со стола толстенный телефонный справочник в желтой обложке и от души засадил Кужугетовичу по физиономии.
Капитан завалился на спину, поджав колени к животу.
Соловец воспользовался беспомощностью коллеги, облегчил карман Пупогрыза на акт судебно- медицинской экспертизы, в котором говорилось о невозможности человеку с такими повреждениями, как на исследованном трупе, ползти тридцать метров по асфальту, оставляя за собой кусочки ливера, и торжествующе захохотал, поднося к бумаге огонек зажигалки…
ГЛАВА 10
ГОНКИ ПО ГОРИЗОНТАЛИ
Как-то раз Сысой Мартышкин напился со своим сокурсником по школе милиции.
Причем — сильно.
Можно сказать, в «зюзю».
А у отца этого самого приятеля имелась оставшаяся от умершего родственника двухдверная машина- "инвалидка" с тарахтящим мотоциклетным двигателем и большим круглым знаком на переднем стекле, где на белом фоне красной краской был схематично изображен человек в коляске.
И вот, изрядно накушавшись, Мартышкин с приятелем отправились, как водится, к доступным женщинам. Ехали весело, пели песни, никого не трогали, и тут вдруг маячивший впереди гаишник махнул жезлом. Останавливал-то он другую машину, но водитель инвалидного тарантаса подумал, что именно его. И запоздало дал по тормозам.
Инвалидка боком прошла метров двадцать, стукнулась о поребрик тротуара и замерла.
