республика исполняла роль отвлекающего фактора, которым с удовольствием пользовались все российские президенты и правительства. Российский народ, которому бесконечно демонстрировали кадры бомбардировок, зачисток и зверств боевиков, уже не имел ни времени, ни желания думать об экономике и справедливости распределения природных ресурсов, тем самым предоставляя карт-бланш для дальнейшего разбазаривания страны. Этим с успехом пользовались представители государства во всех естественных монополиях и приближенные к высшей власти бизнесмены.
Исрапилов и его односельчане были маленькими винтиками в огромной машине повального воровства. И, пока они сохраняли лояльность своим негласным хозяевам из Москвы, им нечего было опасаться. А на мелкие нюансы вроде казней заложников чиновные кукловоды просто закрывали глаза, позволяя диким абрекам отдыхать так, как те привыкли. От русского народа не убудет, если трем-четырем единицам электората отрежут головы. В тридцать седьмом году миллионы уничтожили, и ничего…
Из– за угла покосившегося от времени забора появился Иса Бачараев, уселся на корточки рядом с Маликом и извлек из нагрудного кармана новенькой куртки пачку Беломора.
– Курнем? – блеск в глазах Бачараева был заметен даже в полумраке.
– Не откажусь, – Исрапилов облизал губы и скривился в довольной улыбке, наблюдая за тем, как Иса сноровисто набивает папиросу перетертой в пальцах смесью табака и анаши.
Наркотики для большинства рядовых бойцов были единственным развлечением, если не считать издевательств над пленными и заложниками. Книг в ауле отродясь не бывало, привезенную из Моздока спутниковую тарелку так и не смогли толком настроить, и она ловила только религиозный турецкий канал, свободному общению с женским полом мешали традиции и наличие у каждой свободной чеченской девушки десятка злых родственников. Пробовали похищать русских и осетинок, но не заладилось. Караван с тремя заложницами по пути назад перехватил отряд аварцев, рыскавший по горам в поисках какого-то Вагита, и семеро чеченов полегли в неравном бою с превосходящими силами противника.
В качестве объектов для сексуального домогательства оставались козы, но единственная в селе отара принадлежала дедушке самого Гареева, и связываться с ними было не с руки. Рогатый скот старший Гареев берег пуще собственной жены. В селе поговаривали, что и заслуженный чабан испытывал к своим мохнатым питомцам не только пастушеские чувства…
Травки Бачараев не пожалел. Малик это понял с первой затяжки – сладкий дым ожег горло, будто бы Исрапилов вдохнул невесомую взвесь черного перца.
– Хороший план…
– Верхние листочки, – подтвердил Иса. – Позавчера собирал.
У Малика на огороде тоже росли кусты индийской конопли, но у Бачараевых анаша была какая-то особенная, забористая и в то же время придающая легкость в теле. Бачараевы охотно раздавали всем желающим ростки, но ни у кого травки подобного качества не получалось.
Видимо, все дело было в почве.
– Опять бензовозы пришли, – сообщил Иса.
– Знаю, – Малик выдохнул клубы дыма. – Резван все утро по рации с кем-то базарил… Дня через три- четыре русаки подъедут.
– Может, рабов на время увести в горы?
– Зачем, э? Их сто раз видели…
– Не верю я русакам, – год назад семья Бачараевых потеряла родственника, сгинувшего в Санкт- Петербурге при весьма странных обстоятельствах. Абу был коммерсантом, помогал землякам, посылал в родное село щедрые подарки. Как рассказали выезжавшие на опознание дядья из Махачкалы, кто-то искромсал Абу тесаком и отрубил пальцы на одной руке. Тело обнаружили на складе вместе с десятком других трупов и горой оружия, и долго допрашивали дядьев, пытаясь выяснить, чем именно промышлял Абу. – В любой момент подставят…
– Пока с нами дела делают, не подставят, – убежденно сказал Малик. – Генералы тоже кушать хотят. Помнишь журналиста, что год назад к нам приезжал?
– Ага! – глаза у Бачараева заблестели. – Который на камеру снимал, как Салман русаку голову отпиливал?
– Ну, – гордо подтвердил Исрапилов, получивший от корреспондента Радио Свобода Андрея Мужицкого пятьсот долларов за то, что на его глазах взорвал ручную гранату на животе связанного восемнадцатилетнего солдатика, попавшего в плен за неделю до приезда очкастого документалиста.
– И что журналист?
– Рассказывал, как пропуск себе и паре наших ребят делал. К полкану из комендатуры зашел, две штуки баксов сунул и через десять минут получил документ. Пока такие полканы у русаков служат, нам бояться нечего…
– Говорят, что тот журналист с Бараевыми дружит. И с Гелаевым.
– Много что говорят, – весомо заявил Малик, которого анаша настроила на философский лад. – Ты всех не слушай. Надо будет, и он в подвал сядет… Как наш ингуш, – Исрапилов вспомнил о привезенном месяц назад Магомеде Цароеве.
Захват ингушского юноши был чистой воды самодеятельностью Лемы Беноева и Тимура Джабраилова, сопровождавших колонну бензовозов до блокпоста.
Когда связанного и упакованного в мешок Цароева привезли в село, первые два дня никто не знал, что с ним делать. Как-никак Магомет был вайнахом, а старики испытывали некоторый стыд, если речь заходила о похищениях соплеменников. Точку в споре поставил вернувшийся из Урус-Мартана Резван Гареев. Цароева превентивно избили и бросили в подвал к остальным заложникам. А к его родственникам отправили парламентера.
– Хорошо бы, – Бачараев мечтательно закатил глаза. – За него можно много денег попросить… А то эти сидят – и все без толку.
– Резван знает, что делает, – Исрапилов не подал виду, что сам недоволен действиями Гареева. Тот слишком много времени уделял борьбе за независимость республики и слишком мало заботился о благосостоянии рядовых бойцов. Не то что другие главари банд.
– Может, с пацанами поговорить и самим начать дела делать?
Идея о создании независимого отряда уже давно носилась в воздухе. Но для ее осуществления требовалось пойти против воли Резвана, который жестоко карал любую самодеятельность.
Исрапилов почесал давно немытую голову.
– Не знаю…
– А что тут знать? – разошелся Иса… – Автоматы есть, гранаты есть. Сами возьмем все, что захотим. До русских станиц два дня ходу. Налетели, загрузили машины, русаков постреляли-и обратно! А то с бензина одни Гареевы бабки стригут, нам крохи отстегивают. Пацаны вон на мерседесах разъезжают…
– Сейчас уже нет, – Малик поправил возбужденного односельчанина. – Если только в Москве.
– А мы чем хуже? Можем и в Москву поехать. Русаки к войне непривычны, сразу руки вверх поднимают, – предвкушение богатой жизни захватило Бачараева. – В Москве денег море, на всех хватит, – в свои двадцать четыре года Иса не был нигде дальше Аргуна, и его представления о крупных городах основывались на рассказах сбежавших оттуда соплеменников. – Квартиры купим, машины, женщин… Русаки сами отдадут, им только ствол покажи.
Исрапилов сплюнул под ноги и растер плевок подошвой кирзового сапога.
– Думать надо…
В темноте растущие вдоль дороги кусты напоминали огромные клочья серо-черного войлока. Если б не свет луны, наблюдение пришлось бы отложить до утра.
Рокотов лег на самый край обрыва и навел бинокль на колышащиеся от ветерка листья.
Та– ак… Смородина альпийская, кустику лет шесть-семь, если судить по высоте. Справа небольшой песчаный наплью, слева -боярышник. Ага, вот и углубления… Действительно, Дима прав, вдавлено чем-то округлым и тяжельм. Напоминает донышко снаряда калибра миллиметров двести. Фугас? Возможно… А смысл? Свежих следов на дороге нет. Непонятно, зачем здесь минировать…
– Никита, – шепотом позвал Владислав.
– Чево? – Филонов поерзал на жестком камне и перевел видоискатель прицела на сорок пять градусов
