с Валерием (Янкловичем. –
Это последнее свидетельство объясняет также, почему Высоцкий не поехал из Франции сразу в Польшу, а на день заскочил в Москву. В Польше наркотики достать ему было практически невозможно, и пришлось заезжать в Москву и получить от Янкловича наркотики, которые тот собирался отправить самолетом. Очевидно, ранее, еще из госпиталя, Высоцкий позвонил Янкловичу и Шехтману и потребовал наркотиков. Стало ясно, что все лечение пошло прахом.
По свидетельству друга Высоцкого польского актера Даниэля Ольбрыхского, он прилетел в Польшу уже в очень плохом состоянии. До конца не было известно, приедет ли он вообще. Собирались даже отменить «Гамлета», а «Добрый человек из Сезуана» должен был играть его дублер. Но я упросил Марину погрузить Володю в самолет, чтобы он все-таки приехал…
26 мая Золотухин отметил в дневнике: «Приехал Володя и великолепно играл. Спектакль имеет совершенно иной уровень с его участием. Не шибко здоров мастер, но… Хочется, чтоб он выдюжил два самых ответственных «Гамлета». Этими спектаклями мы закрываем фестиваль «Варшавские встречи».
27 мая Высоцкий появился на варшавской сцене в роли Гамлета. Ольбрыхский так описал это представление: «Он из последних сил хватался за край, зубами… Это дало невероятный результат. Особенно для меня, друга, это было потрясающее переживание. Вместе с ним я напрягал все силы и поэтому не помню подробностей его игры. Особое внимание я обратил лишь на то, как Володя произносил самый знаменитый и, как говорят, самый важный монолог «Быть иль не быть», который в действительности стал таковым лишь в XIX веке (могу указать в «Гамлете» ряд других фрагментов, более существенных и важных, чем проблема «быть иль не быть», между тем именно она сделала карьеру).
В своем исполнении Володя сознательно преуменьшал эту проблему, словно удивляясь Шекспиру, который пожертвовал ей столько места. Более того, в какой-то момент он начал буквально издеваться над монологом и его автором. Как будто язвил: о чем речь? что тут так рассусоливать? убить себя или нет? С яростью, равной ярости его песен, он начал рубить текст, словно давая понять: если быть – то действовать, если не быть – то уж лучше поскорее. Это говорил мужчина зрелый, мятежный, сознающий, что делает, эмоционально и интеллектуально много старше шекспировского Гамлета. Гамлет Высоцкого после Шекспира пережил еще несколько адских столетий на земле».
Однако второй спектакль Золотухина разочаровал. 28 мая он записал в дневнике: «Смотрел второго «Гамлета»: не понравилось. Не могут эти люди играть такую литературу, такую образность, поэзию… Вовка еще как-то выкручивается, хорошо, грубо, зримо текст доносит… Постановочно – это убожество все-таки, могильщики с залом в капустник играют… Демидова – декламирует, поет стихи, Смехов – в скороговорную прозу, лишь бы сбросить с языка… Бортник? – вылитый Шестерка из «Черной кошки», подпевала подлый такой – «смажу ядом…», и при том всем – трус… Филатов – в джинсах, резонер с засученными рукавами…»
Игру Высоцкого в «Гамлете» польская критика оценила невысоко, отметив, что актера хватило только на «Доброго человека из Сезуана».
По свидетельству Ольбрыхского, на последнем банкете у Высоцкого уже не было сил петь, хотя все его очень просили. Наркомания неуклонно подтачивала его. Можно сказать, что к моменту смерти бард практически исчерпал все свои силы, и физические, и творческие.
В конце мая Высоцкий вернулся в Париж. Он попытался еще раз избавиться от наркозависимости. Марина увозит его на юг, на виллу своей смертельно больной сестры Одиль Версуа. Но Высоцкий выдержал без наркотиков лишь несколько дней. Они возвращаются в Париж, а оттуда Высоцкий отправился в Москву поездом, по дороге заехав в Бонн.
Михаил Шемякин был одним из немногих друзей Высоцкого последних лет, кто твердо отказывал ему, по крайней мере, он сам так уверяет, в просьбе достать губительное снадобье: «Мы с Володей поругались только один раз, когда он попросил у меня наркотик…
– Ну у тебя столько знакомых врачей-коллекционеров…
Действительно, это было так. Я бы мог достать хоть ящик – ничего не стоило. Предложил бы гравюру – домой бы принесли. Я говорю:
– Володя, кто тебя «посадил на иглу», вот у тех и проси! Можешь сейчас уйти, хлопнуть дверью – хоть навсегда! У меня не проси».
Неслучайно, наверное, оставляя в доме Шемякина в Париже в начале июня 1980 года стихотворение «Как зайдешь в бистро-столовку…» (Шемякин в то время был в Греции), Высоцкий написал такое красноречивое посвящение: «М. Шемякину, чьим другом посчастливилось мне быть.
M.Chemiakin – всегда, везде Шемякин, – А посему французский не учи! Как хороши, как свежи были маки, Из коих смерть схимичили врачи».
Он признавал правоту друга: его действительно погубили наркотики, которые врачи производят, в том числе из опийных маков.
Можно не сомневаться, что и у Марины Влади было немало знакомых врачей, и ей бы они тоже не отказали бы в наркотиках для мужа, если бы она их попросила. Но Марина, очевидно, твердо решила не доставать наркотиков мужу, чтобы не потворствовать пагубной страсти. И отсутствие наркотиков, вероятно, было одной из причин, почему 11 июня 1980 года Высоцкий, как оказалось, навсегда покинул Францию.
Вот последнее письмо Высоцкого Марине Влади, она нашла его уже после его смерти: «Мариночка, любимая моя, я тону в неизвестности. У меня впечатление, что я могу найти выход, несмотря на то, что сейчас я нахожусь в каком-то слабом и неустойчивом периоде.
Может быть, мне нужна будет обстановка, в которой я чувствовал бы себя необходимым, полезным и не больным. Главное – я хочу, чтобы ты оставила мне надежду, чтобы ты не принимала это за разрыв, ты – единственная, благодаря кому я смогу снова встать на ноги. Еще раз – я люблю тебя и не хочу, чтобы тебе было плохо.
Потом все станет на свое место, мы поговорим и будем жить счастливо. Тв. В. Высоцкий».
А вот как Марина в своей книге рассказала об отъезде Высоцкого и об их последнем свидании: «Чемоданы в холле, ты уезжаешь в Москву. (На самом деле? – в Бонн. –
Последний поцелуй, я медленно глажу тебя по небритой щеке – и эскалатор уносит тебя вверх. Мы смотрим друг на друга. Я даже наклоняюсь, чтобы увидеть, как ты исчезаешь. Ты в последний раз машешь мне рукой. Я больше не вижу тебя. Это конец».
Высоцкий ехал в Бонн к Роману Фрумзону, эмигрировавшему из СССР в середине 70-х годов. Прежде он работал на «Мосфильме». По воспоминаниям Оксаны, «Володя общался с Романом здесь, в Союзе, еще до отъезда. Рома был близким Володиным знакомым. Он устраивал Володе какие-то концерты, Володя зарабатывал деньги. Володя к нему очень нежно относился, называл его «Ромашка». Судя по всему, он имел какое-то отношение к организации концертов Высоцкого в США и Канаде. Главный организатор этих концертов Виктор Шульман, которому Высоцкий по каким-то причинам не очень доверял, и все финансовые дела во время американских гастролей вел Фрумзон. Но вполне вероятно, что Роман мог организовать и какие-то приватные выступления Высоцкого – точных сведений о таких концертах пока нет.
Фрумзон помогал Высоцкому в приобретении машин, а потом, после двух аварий в 1979 – 1980-м годах, покупал запчасти. Не исключено, что Высоцкий искал содействия Фрумзона в организации новых выступлений в Америке, куда собирался уехать минимум на полгода. Он не исключал, что приглянется Голливуду. Надеялся поближе познакомиться с русской эмиграцией и попробовать себя в прозе. А?еще он надеялся, что американские врачи его вылечат от наркомании. Оксане он говорил, что возьмет ее с собой в Америку. Неизвестно, врал ли он в данном случае или искренне убедил себя, что такое возможно. На самом деле развод с Влади автоматически закрывал Высоцкому выезд в Америку, да и в любую страну. Оксану же никто бы из СССР просто так не выпустил, да и в Америку бы не впустил. Искать американского гражданина
