Опять сказка времен моей работы в детдоме. Я пробовал сочинить для своих ребят сказку, и проблему нехватки родителей выразил в таком вот космическом варианте под Воннегута. Но сказка тогда не получилась; остались смешные названия и варианты фантастического бреда. На следующий год я работал в детском саду. Это была даже не работа, а скорее дружеские отношения с детсадом у самого дома. Два раза в неделю я устраивал там «факультатив» — приходил и рассказывал сказки. И была там одна младшая группа… С тамошними четырехлетками были у меня полные нескладушки. Их ассоциативное мышление повергало меня в трепет и в отчаяние. Я мог сказать им слово «желтый», и кто-нибудь сразу говорил, что видел в деревне желтого жука, а другой говорил, что у его дедушки в деревне коза, а третий становился на четвереньки и блеял… От сказки в секунду не оставалось и следа. Этот бардак был особенно обидным на фоне отличных отношений с другими группами. И вот я все ходил к ним и ходил, хотя толку было мало, и радости тоже.
И вот однажды я подготовил для них что-то особое, и отправился, лелея самые сладкие надежды. А они устроили из всего этого обычный развал, и даже хуже. Я страшно разозлился. Не заходя в другие группы, я отправился домой, где в это время стояла аппаратура для звукозаписи — шла запись сказочных кассет. Я заперся в «студии» и записал эту сказку на едином порыве злости, без всякого текста, сразу на чистовик. Так я никогда не делал ни до, ни после.
За прошедшие с тех пор полтора года мне говорили про эту сказку (с кассет, текста так и не было) чаще, чем про другие. Ее очень хвалили. И это всегда были взрослые. И вот я думаю… Нет, думайте сами. И уже после теоретической главы про инициацию прочтите тогда (если взбредет охота думать) сказку Строгой Учительницы из приложения.
* * * Пофи. А переродитель — это, конечно, ты…
Автор. Нет, я такой поймайчик, который старается, чтобы его не поймали. Притвориться полицейским — обычный трюк для вора. А на самом деле, если ты имеешь в виду мою профессию, то она досталась мне в наказание. Веришь?
Пофи. Пока да.
Автор. Гулял я в детстве со своим маленьким братиком. Мне тогда было, кажется, 16, а ему 7. И вот мы проходим мимо кафе, которое только что открылось. На нем вывеска: по-русски «Драники» и по-украински «Деруни». Он спрашивает — что это? А я отвечаю: «Есть родители, которые не могут бить своих детей. И когда им это все-таки нужно, они их приводят сюда. Это такое специальное учреждение, там в одной комнате оформляют квитанцию, как побить, сколько, а в другой специальные работники выполняют».
Сказал — забыл. А мой братик потом две недели мучился, чуть по ночам не плакал — или даже плакал — пока не признался маме. Она мне устроила «драники»! Но мамин гнев — это была мелочь. А вот как судьба меня покарала… Сижу я теперь в своем кабинете в поликлинике, на мне халат, ко мне родители приводят детей и просят, как их побить, сколько…
Пофи (хохочет). Халат с капюшоном?
Автор. Нет, обычный такой, белый… А в прихожей на мраморной доске выбита цитата из дневников детского поэта Хармса: «Конечно, травить детей нельзя, но что-то же с ними делать нужно…» Ну нет, вру, нет пока мраморной доски. Но и прихожая не только моя. Это же детская поликлиника. Там еще кабинет, где делают уколы…
Пофи хохочет.
Маленькая теоретическая глава № 7 «ИНИЦИАЦИЯ»
Это не я первый придумал. Это не я первый придумал. Много разных, достаточно независимых друг от друга людей, пришли к выводу, что в основе сказок лежат обряды инициации. Отвечая на вопрос, что же в сказочной структуре ТАКОГО, их обязательно стоит иметь в виду.
Обряды инициации — это сконцентрированный процесс превращения ребенка во взрослого. Во всяком случае, так они построены: в начале этого обряда — ребенок, а после конца он оказывается в новом состоянии — и в новом статусе — взрослого.
Есть много вариаций этих обрядов, поскольку они были распространены, да и сейчас существуют, у очень разных народов: у американских индейцев, у негров, австралийцев, полинезийцев. Но основная часть примерно одинакова, и это само по себе удивительно. В среднем это выглядит вот как.
Дети в раннем возрасте обладают очень большой свободой, и во многом предоставлены сами себе. Их никто ничему не учит, но никто ничего особенно и не требует. Но им многое запрещено из взрослой жизни: им нельзя ходить на охоту, участвовать во многих церемониях, даже есть определенную пищу. И уж конечно, им нельзя жениться.
Но в какой-то момент, это может быть в разном возрасте, но в общем-то где-то между десятью и четырнадцатью, происходит вот что. Мальчиков — да, а гораздо более распространены и известны именно мужские обряды, и я о них и буду рассказывать — итак, мальчиков собирают и выводят из женской части поселения, где они до этого жили. Матери и сестры при этом могут бороться за них и оплакивать их увод, как будто их уводят на смерть. В каком-то смысле это так и есть: больше мальчики в эту часть деревни и в это окружение не вернутся. Их уводят грубо, на них могут кричать и бить их палками. Делают это, конечно, мужчины. Затем их отводят в какое-то удаленное место. Одно такое место я видел в Нью Мексико, в горах Бранделиер: там это выложенная камнями яма глубиной метра два с половиной, размером чуть больше этой комнаты. Мальчишек помещали в эту яму, по краям выстраивались воины, и обряд начинался. Он мог тянуться неделю или даже несколько месяцев. У него было несколько принципиальных частей.
Одной было символическое убийство и возрождение. Например, строился длинный дом в виде дракона, и мальчиков по одному заводили в пасть, а сидящий на крыше жрец или воин кричал, издавал звуки, имитирующие пожирание и лил сверху кровь. Внутри смерть могла имитироваться поподробнее: инициируемого могли опять бить, выбить зуб и так далее. В результате должна была появиться метка, клеймо.
В обряд также входило обучение. Мне очень нравится описание первого урока в инициации у индейцев хопи. Перед мальчишками исполняли ритуальные танцы, типа тех, которые они уже видели на праздниках урожая или когда призывали дождь. В этих танцах, по идее, танцуют боги и духи в устрашающих масках. И вот после таких танцев мальчикам объявляли, что сейчас им откроют огромный секрет — и боги снимали маски, и оказывались знакомыми мужчинами. Секретность этого подтверждалась тем, что мальчишек секли стеблями юкки — очень жесткими прутьями, оставлявшим очень чувствительные следы на спине. За разглашение секрета, объявляли им, их стали бы бить гораздо сильнее. Дальше их начинали учить основам мироздания и всему, что должен знать взрослый воин. Им рассказывали историю происхождения мира, устройство страны предков, объясняли пути перемещения душ людей и животных, законы охоты и войны.
В конце концов их вели на первую охоту. Иногда происходило сразу после учебы, но у многих народов юноши вначале должны были прожить какое-то время в лесу, изучив повадки своих животных — обычно тотемных животных племени, но иногда им нужно найти своих собственных покровителей и братьев. Это какое-то время могло продолжаться до года. Вернувшись, юноши должны были нести с собою силу своих животных собратьев.
Частью обряда была передача мужской силы от взрослых членов племени молодым. Наглядно это могло выглядеть так: взрослые воины садились в кружок, надрезали себе руки и каждый сливал свою кровь в одну чашу, передававшуюся по кругу. Когда чаша была полна, инициируемые пили из нее. Кроме того, сюда входили танцы (часто многочасовые, ночные, до полного истощения), обучения стрельбе, борьбе, ориентированию и т. д.
После конца инициации, когда юноши возвращались в свое селение, даже если их не было всего неделю, часто их не узнавали. Они должны были пройти через специальную процедуру —
