– Я вас предупреждал, – одернул Дуню Каргаполов. – Строго смотреть за арестованной! – приказал прапорщикам. – Прошу, господин хорунжий.
Поддерживая шашку, Ной прошел в кабинет. Каргаполов пригласил его к длинному столу под зеленым сукном, стоящему впритык к массивному комиссарскому с тремя телефонами. С другой стороны развалился на стуле прокурор Лаппо, обволакивая себя густым дымом папиросы.
– Скажите, хорунжий, – начал Каргаполов, усаживаясь за стол и выдвинув к себе ящик, где у него лежал револьвер. – Вы стояли на квартире госпожи Юсковой Евгении Сергеевны?
– Стоял.
– А что произошло вечером 22 июня?
– Запамятовал.
– Так уж, «запамятовали!» С каким вопросом приехал к вам капитан Ухоздвигов и кто был с ним?
Это уже опаснее.
– Приехал сообщить мне, чтоб я приступил к службе в эскадроне.
– Вот как! А почему вы не являлись на службу девятнадцатого, на второй день освобождения города?
– Капитан сказал повременить, поскольку среди офицеров имеются бандиты из анархистов, то головы у них, говорил, мякиной набиты, а нутро пресыщено злобою. Подождать надо, пока у дураков проветрятся головы.
– Любопытно! Весьма. А куда вы уехали по его приказу верхом на коне?
– Велел поехать на вокзал в салон-вагон командующего Гайды, так как Гайда пожелал познакомиться со мною. И пропуск, полученный от Гайды, передал мне.
– Пропуск у вас?
Ной достал из кармана кителя пропуск, показал. Так оно и есть: пропуск выдан лично Гайдой 21 июня!
– И что же вы делали в вагоне Гайды?
– Сидел за одним столом с командующим на торжественном ужине. Это после того, как Гайда выгнал генерала Новокрещинова. За то, что он выжил из ума и превратился в «старую развратную плевательницу». Это не мои слова, а самого Гайды. И генерала вытащили под руки ефрейтор Елинский и капрал Кнапп, который сегодня командовал чешским конвоем, спросите у него.
– Прошу, господин хорунжий, ваше оружие, – сказал Каргаполов, подготавливая себя к главному разговору; с вооруженным хорунжим разговаривать небезопасно.
Ной спокойно передал кольт.
– Еще какое оружие имеете?
– Шашка при мне.
Каргаполрв позвонил в колокольчик. Вошел один из офицеров.
– Прапорщик, обыщите хорунжего. Нет ли у него при себе оружия. Прошу извинить меня, господин хорунжий. Такое у меня правило. Снимите шашку, прапорщик сохранит ее.
У Ноя сердце покатилось куда-то вниз – арест! Из заднего кармана брюк прапорщик достал браунинг и запасную обойму к нему, документы из карманов и пачку «николаевок» – все это перешло на стол мило улыбающегося Каргаполова.
– Разрешите спросить, господин полковник, вы меня арестовали? – спросил Ной.
– Ну, что вы, хорунжий. Если вы будете откровенны, все может благополучно разрешиться. Почему вы сами не отдали браунинг?
– Это подарок командира сорок девятого эшелона.
– Садитесь. Ну, а теперь расскажите нам с прокурором, кто вам внушил, что у наших офицеров, в том числе заслуженных полковников, головы мякиной набиты? А господина генерала вы аттестуете дураком и развратной плевательницей?
Достав фирменные листы для допросов и передав их прапорщику, Каргаполов попросил записывать беседу с господином хорунжим, чтобы потом составить протокол допроса.
– Ничьего внушения не было, – ответил Ной. – Генерала назвал «развратной плевательницей» командующий Гайда. А у меня с генералом ссора произошла на казачьем митинге в Гатчине.
– О митинге в Гатчине и вашем зверском убийстве доблестных офицеров вы нам еще подробно расскажете, – предупредил Каргаполов, продолжая улыбаться. – Есть на этот счет достоверные данные не только генерала Новокрещинова, но и других офицеров. А теперь ответьте на вопрос: при каких обстоятельствах встречался с вами в Гатчине капитан Ухоздвигов? Какие вы от него получили инструкции?
Ной никогда не встречался с капитаном Ухоздвиговым до 18 июня, и знать ничего о нем не знал.
– Лжете, хорунжий! Встречи у вас были. Именно под его влиянием сорвано было восстание сводного Сибирского полка в Гатчине, двух полков в Петрограде и дивизии в Пскове! Сожалею, что мы вынуждены будем допрашивать вас в более жестких условиях, если вы будете запираться.
«Неужто капитана схватили?» – подмыло Ноя. Усилием воли напружинился – ни дрожи в коленях, ни мороза за плечами. Единственное, что было отвратно – это блинообразная морда полковника, и особенно его бабий визгливый голос.
– Зачем вы явились в дом Ковригина с капитаном Ухоздвиговым в ночь на 22 июня? Каких большевиков намерены были арестовать, но не арестовали? И где находится в данный момент протодиакон собора
