вокзалу. Фонарей нету, тротуары из плах до того прогнили, что расшибиться можно. Если идут дожди, тут наводнение непролазной грязи.
Тесовые ворота ограды распахнуты – без хозяина и дом сирота.
Илия постанывал:
– Боже, боже! Что осталось в избе, а? Ничего не осталось! Ай, ай! Конюшни нету, ай, ай! Кто-то украл конюшню! Ай, ай! И двух поленниц нету! Столько было дров! Ай, ай!
– Молчай, юда! Молчай! – прикрикнул ефрейтор Голоушек: ему тоже стало страшно. Темень, пустынная ограда. Мрак.
Заехав в ограду, Артем разворачивал телегу, чтоб выехать.
– Стой! Долой, долой! Бистро! – спрыгнул с телеги ефрейтор, а за ним стрелки.
Нельзя было упустить момент, пока ефрейтор Голоушек со стрелками отошли в сторону. А старик и Селестина помогали старухе слезть с телеги…
И в этот момент Артем, пятясь к ефрейтору Голоушеку со стрелками, будто распутывая вожжи, вдруг резко повернулся и выстрелил в упор в Голоушека и еще два выстрела в стрелков.
Ефрейтор рухнул спиной на приступки крыльца, стрелки повалились в разные стороны. Артем подскочил к ним, убедился, что все трое уложены наповал, взял у одного карабин, патроны из двух подсумков, у другого вынул нож из ножен, а у ефрейтора снял ремень с пистолетом в кобуре.
Бывалый фронтовик, Артем Иванович Таволожин, он же – Иван Бирюков по теперешним документам, и Артем – для товарищей подполья, стрелял без промаха.
Все это произошло так быстро, что ни старик со старухой, ни Селестина не успели вскрикнуть, словно окаменели.
– Скорее на телегу! – приказал Артем. У старухи подкашивались ноги, и Артем с Селестиной с трудом втащили ее на телегу.
– Бери вожжи, старик!
Старик проворно взял вожжи и, выехав из ограды, погнал вороного по темной улочке.
– Выезжай на Песочную. Дочь у тебя на Песочной или сын?
И дочь и сын. О, Яхве! У него в руках вожжи, вожжи! Будто век не держал вожжей. Они живые, Илия и Лэя! Видит бог, живые! Вот он какой, Артем. Ой, ой! Теперь Илия понимает, почему офицерам важно было схватить Артема. Он хитрее их всех. Кто бы мог подумать? Он, Илия, простился с жизнью, и вот – вожжи в руках. Добрый конь у Артема. Ой, какой добрый конь!..
Тарахтела телега по камням, из-под копыт летела грязь, они ехали, ехали. Быстро ехали. Из переулка в переулок, минуя главные улицы, и вот – Песочная.
Илия подвернул к бревенчатому двухэтажному дому зятя. Здесь живет его дочка Яника! Ах, какой расчудесный человек зять у Илии! У зятя лавчонка – приторговывает мелочью, а на хлеб с маслом всей семье хватает. А что еще надо бедному еврею? В доме зятя Илия и Лэя найдут себе надежное пристанище!
Илия постучался в ворота.
– Кто там?
– Ах, боже мой! Это ты, Боря?! – вскрикнул Илия. – Это мы, Илия и Лэя.
– Бог мой, бог мой! – обрадовался зять.
Артем и Селестина, не попрощавшись со стариками, поехали дальше. Рысью! Рысью!
XVI
Пожар, пожар в душе Ноя!
Сколько дней прошло, как убили Машевского, исчезла Селестина и арестовали Прасковью Дмитриевну? Девять, десять? Или века пролетели?!
Ной сидит в шорной мастерской Абдуллы Сафуддиновича и тяжко думает.
Возле входной двери на стенах развешаны хомуты, уздечки на крючьях. В углу слева – станок, на котором кожею обтягивают хомуты. Два деревянных топчана у стены. Здесь прячется теперь постоянно Ной и частенько ночует Артем.
На что еще надеется Артем?! Все равно теперь уж ни Прасковьи, ни Селестины в живых нету. А он каждую ночь дежурит на вокзале, толкается между чешскими стрелками, чего-то ждет!..
– О, аллах! – ответно вздыхает Абдулла Сафуддинович. – Так было, когда в Казани казнили татар за восстание. Везде ищут тебя, батыр. Сам читал объявление у вокзала. Про бороду, про коня. За укрывательство – смерть! А мы тебя спрячем. Много домов у Абдуллы Сафуддиновича. Другой дом – третий дом! Все татары помогут! Шакалы! Белый шакалы! Не надо, батыр, ехать Минусинск. Хана будет.
Давно Абдулла Сафуддинович ни с кем так откровенно не разговаривал, как с батыром Ноем Силычем! Про свой род Бахтимировых рассказал, про трех братьев, членов партии РСДРП, казненных в Казани в 1905 году. Остались жены братьев, дети. Всех их сослали за участие в восстании на вечное поселение в Енисейскую губернию. Пятнадцать семей поселились в этом тупичке улицы на Каче. Живут, как единая семья. Мужики занимаются извозом, ремеслом, хлебопашеством. Женщины ткут ковры. И у всех одно вероисповедание – ненависть к царям и белогвардейскому правительству, свергнувшему власть Советов в Сибири!
Белые – яман, яман!..
Это хорошо, батыр Ной продырявил башку генералу Дальчевскому. Якши! Белых шакалов убивать надо!
