В одиннадцатом часу вечера поднялись из-за стола.
Из ресторана по улице Перенсона вышли на Дубровинскую, где Анисья остановилась на квартире у знакомых. Дядя Миша что-то говорил ей, чтобы она держалась молодцом и что не вечно же они будут последними могиканами, но Анисья ничего не понимала. Единственно, что ее жгло, как каленым железом, – сознание того, что она запуталась, запуталась навсегда и ей лучше бы умереть, чем жить с такой тяжестью на сердце.
Вспомнила Демида. Что сказал бы он, Демид, если бы знал всю подноготную про Анисью?
Долго и безутешно плакала в постели, накрывшись с головою одеялом. «Есть же счастливые люди! Живут, никакого горя не знают. А она должна нести такой крест. За что?»
В полночь тронулся лед на Енисее. Домик стоял невдалеке от берега, и Анисья сразу проснулась, как только раздался гулкий треск льда. Из затона доносились протяжные гудки: где-то невдалеке образовался затор.
На Анисью напала тоска. Она не знала, куда себя деть. Сторонилась товарищей. Вечерами допоздна торчала на берегу Енисея и все смотрела и смотрела на кубовые горизонты далекой тайги, будто хотела постигнуть их тайну.
II
Подтаежные колхозы начали посевную; на лесопункте образовался прорыв. Не хватало рабочих, а лесосплав не за горами.
В труде забываются невзгоды и огорчения. И Анисья с головой окунулась в нахлынувшие заботы. Она никому не жаловалась на трудности. Ее видели то в седле, то на лесосеках, то на трелевочном тракторе. Случалось, ее ругали на планерках. Но не нашлось бы такого, кто не уважал бы Анисью. Рабочие прозвали ее Горячкиной. За темперамент.
Ее газетная статья про опыт мастерских участков лесопункта расшевелила райком.
Приехал секретарь райкома Селиверстов, похожий на монгола, подполковник запаса. Он встретился с Анисьей.
– Читал статью, читал, – сразу начал Селиверстов и крепко пожал руку Анисье. – Хороший горчичник приложила Завалишину. И мы еще приложим. Сейчас задача: подтянуть фланги. Такие мастерские участки надо организовать на всех лесопунктах. Особенно на Тюмиле.
Завалишин – бестолково-суетливый управляющий участком, с которым Анисья не раз схватывалась, держался на этот раз тихо: воды не замутит.
Шумел лес – пихтовый, пахучий.
Шум леса для нее стал печальным и грустным.
– Что ты невеселая, технорук? – заметил Селиверстов и, взяв за плечи Анисью, повел ее в свой газик- вездеход.
В машине Селиверстов спросил у Завалишина:
– Так что же ты надумал? Как организуете передачу опыта мастера Таврогина?
– Созовем совещание.
– Думаю, совещание ничего вам не даст. Надо организовать школу передового опыта. И тебе придется, технорук, взяться за эту школу. Обязательно. Ты комсомолка?
– Я? Н-нет. – Анисья облизнула сохнущие губы. – Давно не комсомолка. С сорок седьмого.
– Вот как! А райком комсомола числит тебя в своем активе. Как же это произошло?
– Из возраста вышла. Мне же двадцать шесть лет.
– Подумать, какая старуха! Я вот пожизненно считаю себя комсомольцем. А ты записалась в старухи. Совсем нехорошо.
Селиверстов говорил долго и убедительно, но не тронул этим Анисью. У нее свои соображения и тайны. Не могла же она вот так, вдруг сразу, при Завалишине и шофере, распахнуть душу и сказать, что она сейчас живет, как зафлаженная волчица.
Вечером на лесопункте созвали мастеров и передовиков-рабочих. Секретарь райкома торжественно вручил президиуму собрания переходящее Красное знамя и сказал коротенькую напутственную речь.
– А теперь давайте поговорим, что вам мешает работать еще лучше.
Анисья не хотела выступать, но ее заставил мастер Таврогин:
– Давай, Горячкина, скажи, как Завалишин устроил нам «скатертью дорога» из балансов.
– Крой, Горячкина! У тебя это накипело!
Ничего не поделаешь – пришлось выйти к столу президиума.
Завалишин покосился на Анисью, как на гремучую змею, и, втянув округлую косматую голову в плечи, сидел ссутулившись, точно ждал удара в затылок.
Анисья говорила про мастера Таврогина и про другие бригады, которые работали рядом с передовыми, а плелись в хвосте.
– А теперь я хочу сказать про мои взаимоотношения с управляющим участка…
– Подбить личные счеты. Самое подходящее место, – подкинул Завалишин.
– Личных счетов с Иваном Павловичем не имею. Есть у меня счета по актам.
Анисья открыла толстую папку и положила на стол президиума несколько актов.
