– Вы тогда вступили в комсомол?
– Да. В школе вступила. Тогда я только что получила аттестат.
– Зачем вступили в комсомол? Расскажите.
Анисья еще ниже уронила голову.
– Зачем вы вступили в комсомол, если ждали переворота власти?
– Я не ждала.
– Но ведь мать внушала вам, что вы дочь золотопромышленника, что отец ваш – хозяин приисков, и вы верили этому?
Демид пытался прикурить папиросу, но никак не мог зажечь спичку.
– Когда вы узнали от матери, что этот человек – ваш отец – Гавриил Ухоздвигов?
– Когда он ушел в тайгу, мать мне все рассказала.
– Что вы знали о пожаре тайги?
– Из разговора матери… я поняла, что тайгу подожгли артельщики, которые приехали с ним.
– Когда он уехал в город, Ухоздвигов?
– Осенью. Я тогда ехала с ним в Красноярск в институт.
– Когда он вернулся?
– Опять в июле, на другой год.
– Где вы с ним встретились?
На пароходе. Я ехала из города. Он встретил меня на палубе, сразу, как пароход отошел от пристани города. Я ехала в четвертом классе, и народу было очень много. Была страшная давка. Он перенес мои вещи в каюту.
– В какую каюту? И на каком пароходе вы ехали?
– На «Академике Павлове». Он взял разрешение у капитана занять служебную каюту. Там ехала еще какая-то старушка, я ее не помню. И еще какой-то человек, – пролепетала Анисья.
– Ни старушки, ни постороннего человека не было с вами в каюте, – поправил подполковник.
– Были! Были! Не одна же я была с ним!
– Так вы отвечали на всех прошлых, допросах. Но следствие располагает другими данными. Зачитайте, майор, показания капитана парохода Васютина. Вы знаете такого капитана? Вспомните.
– Был капитан. Но я… я не знаю его фамилии.
Майор Семичастный зачитал показания капитана парохода Васютина: «Личность на фотографии я опознал. Помню я его. Дело было в августе 1942 года. Мы уходили в рейс в Минусинск. Человек этот принес ко мне в каюту пару бутылок коньяка. В то время коньяк был редкостью. Он назвался каким-то инструктором крайзаготпушнины, точно не могу сказать. За беседою он много говорил о предстоящем разгроме фашизма и вообще показал себя патриотом. Сам он – будто инвалид, с той войны. Я хорошо помню: он показывал «белый билет», но по какой статье он был снят с воинского учета, не могу сказать. Может, я тогда не обратил внимания на статью. Потом он, в виде одолжения, попросил у меня разрешения занять служебную каюту, так как с ним будто бы ехала его дочь. Каюта была не занята, и я отдал ему ключ. Там я увидел девушку».
«Пила ли та девушка коньяк?»
«Пила. Рюмки две выпила. Это я хорошо помню».
«Вам показана фотокарточка одной женщины. Не опознаете ли вы в этой личности ту девушку?»
«Это она самая. Совершенно точно».
«Какие были взаимоотношения у того человека с этой девушкой?» – «Очень любезные, но не похожие, что этот человек был ее отцом. Девушка стеснялась немного, но когда выпила коньяк, то, как я обратил внимание, не отказывалась от ухаживания со стороны своего покровителя даже в моем присутствии».
«Личность вот на этой фотокарточке – Гавриил Иннокентьевич Ухоздвигов. Это тот самый» человек?»
«Тот самый».
«Личность вот на этой фотокарточке – Анисья Мамонтовна. Головня. Этот та девушка?»
«Та самая».
«Имели ли вы какие-либо личные счеты с указанными личностями?»
«Никогда и никаких. Они только раз проехали на моем пароходе. Больше я их нигде не встречал».
Майор Семйчастный попросил Демида взглянуть на протокол; затем он подозвал к столу Анисью Головню.
– Взгляните на подпись капитана Васютина.
Словно омертвевшими, остановившимися глазами Анисья глянула на протокол, но не видела не то что подписи Васютина, но и папки с бумагами.
– Садитесь, – сказал ей майор.
