Адмиралы мятежных флотов

комендор Гусев (с «России»), когда мы поравнялись с ними, схватил меня за рукав и сильно дернул к себе¹. Одновременно другие окружили меня. Гусев сказал: «Уходите, господин лейтенант, тут будет нехорошее дело». Меня взяли под руки, и в этот момент раздался один выстрел, другой, и крики. Я взглянул в сторону выстрела и успел увидеть, как шагах в пяти от меня Непенин как бы замер, нагнувшись вперед, и сейчас же упал. За ним стоял с винтовкой у плеча этот бледный матрос с «Гангута».

Дальше я ничего не видел. Только слышал дикие крики. Толпа вела меня обратно в порт, окружив плотным кольцом. Довели до службы связи, и оттуда штабные провели меня на «Кречет»… Из того, что эти комендоры стояли у ворот порта и в момент убийства Непенина оттащили меня, говоря, что «будет нехорошее дело», видно, что план убийства адмирала был известен многим заранее, а не был случайным эксцессом… В тот же день вечером я, взяв команду штаба и грузовик, поехал в Морское собрание (Совдеп в то время), через штабную команду достал разрешение на изъятие тела Непенина, поехал и обыскал несколько свалок трупов офицеров, пока в конце концов нашел тело адмирала. Перевез его на береговую квартиру комфлота, обмыл и одел его (у него кроме двух пулевых ран было еще три раны штыковых), заказал гроб и устроил на следующий день похороны. Пришли флагманский священник с «Петропавловска», Бахирев, каперанг Беренс-младший. Прибыла и вдова адмирала. Вот мы кучкой и проводили адмирала на кладбище и похоронили.

Едва успели это сделать, как туда пришла толпа матросов и стала требовать от кладбищенского священника указания могилы Непенина. Но тот сказал, что не знает, что так много хоронил в этот день. Так и осталась могила нетронутой.

Однако позднее, в сентябре, Центрфлот прислал телеграмму в Центробалт в Гельсингфорс, приказывая арестовать меня как «врага народа» за похороны Непенина (вернее, за то, что я был свидетелем его убийства в спину)».

- Далее события развивались как в хорошем боевике! - воскликнул Оракул. - Телеграмме дежурный офицер службы связи лейтенант Олтаржевский ходу не дал, а немедленно предупредил Тирбаха об опасности. Тот спросил совета у Черкасского, а князь доложил обо всем новому командующему Балтийским флотом адмиралу Развозову. Тот велел командиру «Кречета» поднимать пары и идти от греха подальше в бухту Лапвик. Там Тирбах пересел на конвойный миноносец и полным ходом ринулся в Петроград. В Генморе, не медля ни часа, выписали ему загранпаспорт, выдали ассигнования, и на следующий день Тирбах катил уже в поезде в Харбин. Затем пароходом в Иокогаму, и еще дальше - в Вашингтон. Но это уже другая история… Вернемся же к показаниям старлейта Четверухина.

Он вспоминает, как жена Непенина отправилась в гельсингфорсский морг вместе со вдовой убитого кавторанга Поливанова за телом несчастного. «Их поразило, - пишет Четверухин, - не столько число убитых офицеров, сколько увиденная жуткая картина. Внутри морга у входной двери был поставлен окоченевший труп адмирала Непенина с лихо сдвинутой набекрень фуражкой и с всунутой в рот папиросой…

…Убийство командующего флотом Непенина было вызвано политическими соображениями, с тем чтобы «обезглавить флот от лиц, способных отрицательно повлиять на ход восстания».

Доктор, служивший в морге, передал Ольге Васильевне обручальное кольцо и часы Непенина. Сама она от нервного потрясения слегла, и друзья укрыли ее в Морском госпитале.

Что же касается убийцы… Сначала все думали, что это некто из команды «Гангута», так как на стрелявшем матросе была лента с литерами линкора. Полагали, что именно там созрел заговор. Но у меня на сей счет другие сведения. Вот показания второго артиллериста «Гантута» старшего лейтенанта Серебренникова: «Когда пронесся слух, что адмирала убил матрос с «Гангута», в тот же день или после, я не помню, в мою каюту пришел мой вестовой Иван Михайлович Безрукавников и сказал: «Вы, выше высокоблагородие, не верьте тому, что говорят… Это не так. Убийца - человек чужой. Не нашего корабля».

Контр-адмирал Дудоров делает весьма важное дополнение: «Скорее всего, преступник лишь прикрылся именем корабля. Подтверждал это и заведовавший контрразведкой капитан 2- го ранга А. Нордман, говоривший, что убийца был не матрос».

И все же Нордман ошибался. Убийца был матрос. Но руку его направляла не слепая ярость. Тут был далекий расчет, о котором весьма откровенно высказался один из большевистских деятелей: «Прошло два-три дня от начала переворота, - говорил значительно позже в разговоре с морскими офицерами присяжный поверенный Шпицберг, - а Балтийский флот, умело руководимый своим командующим, адмиралом Непениным, продолжал сохранять спокойствие. Тогда пришлось для углубления революции, пока не поздно, отделить матросов от офицеров и вырыть между ними непроходимую пропасть ненависти и недоверия. Для этого был убит адмирал Непенин и другие офицеры. Образовалась пропасть. Не было больше умного руководителя, офицеры смотрели на матросов как на убийц, а матросы боялись мести офицеров в случае возвращения реакции».

Вот еще три мнения, три оценки весьма разных по духу, вере и служебному положению офицеров…

Экран монитора трижды полыхнул голубым взблеском, и электронные слепки мыслей давным- давно исчезнувших людей обрели вдруг гневные голоса.

Дудоров: «Подлинные преступники сами раскрыли свою предательскую игру. Работая на немецкие деньги, Ленин и его приспешники «во имя углубления революции» предавали врагу и русский флот, и всю Россию. Правильно оценив Непенина как единственного человека, способного своим умом и волею воспрепятствовать их разрушительной работе на флоте, они его убили».

Гамильтон: «Смерть Адриана Ивановича произвела потрясающее впечатление не только на русских, но и на финнов, которые были ему признательны за его к ним отношение… Среди них были люди, утверждавшие даже, что он был финского происхождения и его фамилия была Непейнен».

Довконт: «Убийство поразило флот! Как бы сумел Непенин выйти из революционного хаоса, не удалось, к сожалению, увидеть. Он по течению разрухи не плыл бы и потому был убран так внезапно».

- Ну а кто же все-таки убил адмирала? Имя известно?

- Я бы ответил вам словами Бориса Петровича Дудорова: «Делать розыск имени его убийцы не стоит. В Древней Руси палачу, имевшему право за выполнение своей работы пить бесплатно в ближайшем кабаке зелено вино, целовальник, по обычаю, в знак своего презрения к его ремеслу наливал ему кружку «через руку» - от него отвернувшись. Отвернемся с тем же чувством и мы от имени подлого убийцы, не посмевшего даже взглянуть в лицо своей жертве и выпустившего роковую пулю в спину со спокойным достоинством принявшего смерть адмирала».

Наверное, Дудоров прав. Смерть имени палача - это смерть и его души.

- Но палач объявился сам! - воскликнул Оракул. - Объявился не с повинной - с бахвальством: «Я убил адмирала Непенина!» Жил он поживал в благословенно тихой Феодосии до относительно недавнего времени. И поведал он о себе и своем злодействе в мемуарной книге «Багряным путем гражданской», которую выпустило крымское издательство «Таврия» в 1971 году.

Звали его Петр Александрович Грудачев. В ту пору - молодой матрос из береговой роты минной обороны…

РУКОЮ УБИЙЦЫ. «Утром… 4 марта на Вокзальной площади меня подозвали трое пожилых матросов из береговой (минной. - Н.Ч.) роты. Одного из них, сухощавого, с темными усами, я уже знал. Это он на митинге в казарме говорил, что надо усилить охрану порта… Сегодня мы опять встретились с этим матросом. Он стал расспрашивать, кто я, откуда. Из Феодосии, говорю, сын каменщика.

- А к революции как относишься?

- Да здравствует революция, - ответил я словами-кличем, которые в те дни были на устах матросов.

Матросы переглянулись, потом пожилой сказал:

- Считай, что революция дает тебе первое серьезное задание. Выполнишь?

- Спрашиваете!

- Так вот. Идем с нами на «Кречет», в штаб.

- Зачем?

- Дорогой расскажем.

Пока шли в штаб, я узнал, что адмирал Непенин приговорен к расстрелу; приговор должен быть приведен в исполнение сегодня же.

Услышав об этом, я поначалу растерялся.

- Чей приговор?

Пожилой матрос сурово, веско ответил:

- Революции. Непенин скрыл телеграмму из Петрограда. Он поступил как враг революции. И не тебе, друг, сомневаться в правоте и необходимости приговора: не новичок ты на флоте. Знаешь, что адмирал нашего брата, матроса, ни в грош не ставит, людьми не считает. За малый проступок, оплошность жестоко и подло казнит. А уж за политику - пощады не жди. Гибель матросов с «Памяти Азова» и его, кровопийца, душителя проклятого, рук дело.

И все же у меня не проходило чувство какой-то неловкости. Выстрелить в человека… На фронте, на острове Эзель, во время десанта в Курляндии, мне приходилось делать это неоднократно. Да, но там были бои, а здесь?… Но и не выполнить задание революции я не мог.

Поднялся на корабль, через вахтенного начальника вызвал адмирала.