Я повторяю вам свой вопрос: с кем беседует в настоящую минуту ваша племянница?
— А я повторяю тебе, что не знаю… Ведь не станешь же ты уверять меня, что к ней в апартаменты прошел Линар?
— Еще бы он это позволил себе!.. Да я собственноручно ему ноги обломал бы. Нет-с, у вашей племянницы в данную минуту сидит ее горячая заступница и воспитательница, госпожа Адеркас.
— И в этом я не вижу ничего удивительного. Матильда всегда вместе с Анной. Они почти неразлучны, и хотя в последнее время ты, как мне известно, принимаешь все меры к тому, чтобы разъединить их…
— Я принимаю все меры к тому, чтобы спасти и вас, и честь вашего двора от публичного позора, которому ваша хваленая Матильда всеми силами потворствует и потакает! Она и сейчас отнесла принцессе Анне записку от ее возлюбленного.
— Ты опять, герцог? — почти строго заметила императрица.
— Да, опять и всегда, пока эта противная швейцарка будет проживать в пределах вашей империи.
— Я уже сказала тебе, что награжу и отпущу ее!
— А я нахожу, что ее следует не отпустить, а прямо прогнать, и уж, конечно, без всякой награды.
— Когда ты кого-нибудь невзлюбишь…
— То, стало быть, его любить не за что! — договорил сам герцог.
— Но она столько лет служила нам верой и правдой.
— Она и в настоящую минуту проявляет и эту «веру», и эту «правду». Она принесла и вручила вашей племяннице записку от Линара.
— Почему ты предполагаешь это?
— Я не предполагаю, я знаю!.. Какой я был бы правитель, если бы жил предположениями.
— Но… кто мог сказать тебе?
— Стены сказали мне, — останавливаясь пред императрицей, громко произнес Бирон. — Понимаете ли вы, стены! В правильно поставленном доме все стены говорят.
— Ты слишком подозрителен.
— Проверьте, если желаете! Я прямо и открыто заявляю всем, что Адеркас принесла принцессе записку от Линара относительно назначенного при дворе бала. Они всегда сговариваются, а теперь им это и подавно нужно, потому что эта старая лисица Адеркас отлично знает, что доживает последние дни при вашем дворе и с ее отъездом они лишатся самой усердной пособницы. Ваши придворные балы, при распущенности вашего двора, служат самым надежным пунктом соединения разрозненных сердец!
— Ты знаешь, что я первая — вовсе не охотница до этих балов.
— Время прошло! — с желчной усмешкой дерзко заметил Бирон. — В былые годы вы не то говорили…
— И ты, сколько мне помнится, тоже не прочь был от балов? — тихо и покорно улыбнулась императрица.
Она ввиду увеличивавшейся болезни, а с нею и нервного раздражения, положительно начинала бояться Бирона.
— Что толковать о прошлом!.. Нам настоящее интересно… Прожитого и пережитого не вернешь, сколько ни толкуй о нем!.. Назначенный бал должен отличаться блеском и оригинальностью. Он будет последним в настоящем сезоне. После него пора будет и на дачу собираться.
— Да, конечно!.. Но и без этого празднества можно было бы обойтись. Кому нужен этот бал?
— Он
Императрица перекрестилась.
— Что это ты, герцог, неподобные какие вещи говоришь? Статочное ли дело принцессе крови с проходимцем немецким связаться и в чужие земли за ним следом убежать?
Она говорила от души, забыв, что перед нею стоял такой же «немецкий проходимец», тем же путем добившийся чуть не царских почестей в приютившем его государстве.
— Что ж, хотите вы проверить справедливость моих слов? — спросил Бирон после минутного молчания.
— Это относительно Анны, что ли? Конечно, хочу! Прикажи послать ее ко мне.
Герцог подошел к двери, но в ту же минуту от последней быстро отскочил кто-то.
Когда Бирон вошел в комнату, смежную с той, в которой отдыхала императрица, он застал камер- юнгферу Юшкову углубленной в какое-то сложное вышиванье. Герцог пристально взглянул на нее и медленно проговорил:
— Подите наверх к принцессе и позовите ее высочество к императрице. Заметьте при этом, кто у принцессы, и постарайтесь уловить, хотя приблизительно, о чем идет разговор.
Юшкова двинулась к двери.
Однако Бирон, остановив ее, строго проговорил:
— Ко всему, когда-либо сказанному вам мною, прибавьте и зарубите себе на память еще следующее. Я очень люблю шпионство и доносы и щедро плачу за них, но не хочу быть их предметом! Вы поняли меня?
— Помилуйте, ваша светлость! — начала было перетрусившая насмерть камер-юнгфера.
— Нет! Если еще раз замечу что-нибудь подобное, то не помилую! — гордо бросил ей в ответ Бирон и, вернувшись в комнату императрицы, серьезно, почти строго заметил ей: — Научитесь же выдерживать людей в должном порядке… Ведь это ужас что такое! Я вышел в соседнюю комнату, чтобы передать ваш приказ, и поймал вашу камер-юнгферу, подслушивающую у двери наш разговор…
Желтое, налитое лицо императрицы покрылось внезапным румянцем.
— Юшкову? — переспросила она. Ты сам застал ее?
— Стало быть, сам, если говорю!
— Позови ее сюда сейчас, негодяйку! — крикнула императрица, силясь подняться с кресла и в изнеможении вновь опускаясь в него. Позови ее ко мне сейчас! Чтобы сегодня же ее духу не было у меня во дворце!
— Успокойтесь! Во-первых, ее нет, потому что я услал ее за вашей племянницей, во-вторых же, я достаточно твердо сказал ей все, что надо, а моих слов в вашем дворце слушаются и боятся!.. Все знают, что я шутить не люблю! Я поставил вам это на вид, чтобы доказать вам, кем вы окружены. А затем на Юшкову можно положиться, как на каменную гору. Она знает, что я на ветер своих слов не бросаю!
— Но что же она не идет?
— Кто? Юшкова или принцесса Анна?
— Ах, Боже мой! И та, и другая.
— Принцесса по обыкновению поломается, прежде чем исполнить вашу волю и ваш приказ, а Юшкова и там подслушивает, как подслушивала здесь, с тою только разницей, что на это подслушивание я сам уполномочил ее. Но вот и ваша принцесса-недотрога идет. Прикажете оставить вас? — насмешливо поклонился герцог.
— Ах, нет… зачем же? Какие от тебя могут быть тайны? Но где же Анна?
— Шествует не торопясь, как всегда… У нее на все свои церемонии; без этикета она ни на шаг!
Не успел Бирон окончить эти слова, как в дверях показалась принцесса Анна Леопольдовна, действительно, как бы в подтверждение слов Бирона, выступавшая своей спокойной, неторопливой походкой. Она подошла к тетке, нагнулась, чтобы поцеловать ее руку, а затем отошла в сторону, как будто даже не заметив присутствия герцога.
Последнего от этого невнимания бросило в краску.
— Вы звали меня, тетушка? — почтительно склоняя голову, спросила она императрицу.
— Да, я хотела поговорить с тобой о твоем костюме к готовящемуся балу.
— Мой костюм уже заказан. Я буду во главе розовой кадрили… У нас будут розовые костюмы с серебряными бантами.
— А твоим кавалером будет принц Ульрих?