вошли в полосу затяжного шторма и «оглохли» на шумопеленгатор. С грехом пополам ввели его в строй. Океан разбушевался так, что U-57 выбрасывало из-под воды порой по самую рубку.
На исходе второй недели совершенно неожиданно из-под низких облаков вынырнул английский самолет и сбросил серию бомб. Они легли так близко, что многие из нас мысленно распрощались с жизнью. От мощных ударов лопнул фундамент одного из дизелей, прочный корпус дал течь… Пришлось лечь на грунт - это позволила небольшая прибрежная глубина. Я собрал офицеров на общий совет. Инженер-механик предлагал вернуться домой из-за риска патрулировать на одном дизеле. Но у нас оставалось еще пять торпед, и остальные офицеры решили продолжать охоту. Ввиду того, что скорость хода упала до 9 узлов я решил действовать наверняка и подошел к Ливерпулю как можно ближе, курсируя вдоль побережья между двумя ливерпульскими маяками. Мы были в самой пасти британского льва. Вскоре очень близко от нас прошел конвой. «Аларм! Атака!» выпустили сразу три торпеды по трем транспортам. После взрыва второй торпеды на нас резко повернул эсминец из охранения и пошел на таран. Мы нырнули на 50 метров. Перед самым погружением услышали взрыв третьей торпеды - попали! Но тут в носовой отсек хлынула откуда-то вода. Тяжелая лодка с силой ударилась о грунт. В довершении к этой беде на нас обрушились глубинные бомбы. Сразу два эсминца ходили над нами боевыми галсами. От мощных гидродинамических ударов возникли новые течи. Наши трюмы заполнялись водой. Нас бомбили всю ночь, а затем весь следующий день. Потом еще ночь. От накопившейся углекислоты ломило виски и затылок, но эта боль казалась пустяком в сравнении с тем, что ожидало нас, если бы хоть одна из двухсот (!) - мы считали - глубинных бомб, угодила в подводную лодку. Я приказал всем лечь в койки и не двигаться. Так меньше расходуется кислород. Но едва мы улеглись, как нос U-57 резко приподнялся и дернулся. Нас нащупали сверху тралами. Стальные тросы проскрежетали по бортам лодки, но не зацепили нас. По великому счастью на поверхности не оказалось масляных пятен - иначе бы конец. Масляные цистерны находились внутри прочного корпуса и это спасало нас от точного обнаружения. На третьи сутки этот ад кончился. Наступила мертвая тишина - эсминцы покинули район гибели трех транспортов и нашей, как они решили, лодки. Они были совсем недалеки от истины, поскольку мы, хоть еще и дышали, но не могли оторваться от грунта: не работала ни одна водоотливная помпа, запас сжатого воздуха в баллонах был на нуле. Кое-как смогли пустить главный осушительный насос. Всплыли в полночь. Я отдраил верхний рубочный люк и вдохнул самый прекрасный воздух на свете… Правда, меня в тот час больше волновали звезды. Путевой компас не в строю, а навигационных звезд не видно. Небо плотно закрыто от нас осенними облаками.
Я получил радио, что мне присвоено звание капитан-лейтенанта. Это очень почетно - получить новый чин в море.
Мы перезарядили две последние торпеды и погрузились под утро. В перископ увидел множество дымов - конвой. Вышли в атаку и всадили две последние торпеды в танкер. Я успел увидеть, как судно превратилось в огненный шар, а потом черный дым заволок горизонт. Мы снова оказались под градом глубинных бомб. И снова пришлось ложиться на грунт и считать взрывы, считать быть может последние секунды нашей жизни. Я всегда вспоминал в такие моменты, что мы вышли в пятницу 13 числа и не строил себе иллюзий. Единственное, что утешало - мы полностью израсходовали боезапас и успели нанести урон противнику больший, чем наша гибель…
Однако богам было угодно, чтобы мы вернулись к своим берегам. Простите, за столь обстоятельный ответ на ваш вопрос, но сейчас вы поймете, почему я перечислял все наши невзгоды и почему все=таки нельзя выходить в море по пятницам да еще в «чертову дюжину».
В ночь со 2 на 3 сентября 1940 года моя подлодка подошла к устью реки Эльбы. Мы обменялись опознавательными сигналами с постом на шлюзе Брунсбютель. Еще немного и все наши злоключения должны были смениться блаженным отдыхом в базе. Но… В этот момент из шлюза выходил норвежский сухогруз «Рона». Его корма еще находилась в шлюзе, а нос уже вошел в реку. Сильным течением транспорт повело прямо на U-57. Я только успел крикнуть «Полный назад», как тяжеленный сухогруз придавил нашу малышку. Это было как в страшном сне… На все про все оставались считанные секунды и я скомандовал «Оставить корабль! Всем - за борт!». Я покинул лодку последним, когда ее рубка уже уходила под воду. Быстрое течение Эльбы уносило моих людей от места катастрофы. Кто-то успел вцепиться в трапы, сброшенный с «Роны». Кромешная ночь и военное затемнение затрудняли спасение унесенных рекой подводников. К утру не досчитались шестерых человек. Они не смогли выбраться из отсеков…
Моей вины в происшествии не нашли. Назначили командиром на новую лодку U-552. Когда я узнал, что оставшиеся в живых подводники с U-57, просятся в мой новый экипаж, чтобы продолжить службу под моим командованием, мои глаза наполнились слезами.
На новой субмарине тоже пришлось немало пережить и Богу помолиться.
Командир «Сэквилла» был уверен, что уничтожил U-552. Американские газеты опубликовали это как факт. Через Швейцарию это известие попало в Германию: «Подлодка «Красный дьявол» окончательно уничтожена». В немецких кинотеатрах показывали обзоры новостей, среди которых промелькнули и кадры, снятые американским кинооператором о нашем «потоплении». Мои друзья и моя семья видели этот фильм, который как бы подтвердил все прежние слухи о нашей гибели. Можете представить их отчаяние и горе. Но спустя восемь суток мы прибыли в Сен-Назер, «воскреснув» из мертвых.
Всегда, когда мы покидали свой родной порт и задраивали верхний рубочный люк, мы закрывались и от друзей, и от семей, от солнца и звезд, даже от запаха морской свежести. Мы сокращали наши жизненные ценности до двух главных величин, самой важной из которых была цель - стать братским экипажем.
- А вторая?
- Не стать братской могилой.
Прерву нашу беседу для того, чтобы вернуться на время в Москву. Там на Сивцевом Вражке живет ветеран Великой Отечественной войны адмирал флота Георгий Михайлович Егоров.
Их осталось в России всего двое - двое из командирской когорты, водивших свои подводные лодки в полымя Великой Отечественной войны: Адмирал Флота Георгий Егоров да капитан 1 ранга в отставке Михаил Грешилов. Все прочие - либо навсегда остались в отсеках своих невсплывших субмарин, либо упокоились с годами по городам и весям. А они - последние могикане великой подводной армады - слава богу, здравствуют и действуют. Оба - Герои Советского Союза, оба живут в Москве, оба - овдовели, оба припасли для последнего плавания бело-синие флаги с красными звездами, под которыми служили и воевали…
Пока что они рядом с нами, пока что с ними можно выпить по чарке «за тех, кто в море!» и за Победу; при этом Михаил Васильевич Грешилов непременно скажет - «Дай Бог не последнюю!» и Бог пока что дает… Но самое главное - их можно и нужно расспрашивать о былом, о пережитом под водой и на суше… Право, им есть что поведать нам, своим потомкам.
В какой-то популярной песенке рифмовались слова «капитан» и «талисман». Так вот старший лейтенант Георгий Егоров был живым талисманом подводной лодки Щ-310. Матросы верили, что пока с ними выходит в боевые походы штурман Егоров с их «Белуха» (родное имя подлодки) вернется домой всем смертям назло. Даже если подорвется на мине, как это случилось в октябре 42-го.
За всю войну не было для балтийских подводников более черного месяца, чем тот октябрь сорок второго года: за 23 осенних дня погибло шесть подводных лодок: 6- го числа подорвалась ни мине Щ-320, 13-го - взрыв неконтактной мины отправил на дно Щ-302, 15-го финские катера потопили Щ-311. После гибели С-7 не стало еще двух 'щук' - Щ-308 и Щ-304. Первую торпедировала финская подлодка 'Ику-Турсо', вторая наскочила на мину при возвращении домой предположительно к юго-западу от острова Богшер.
Причина таких потерь объяснялась тем, что немцы перекрыли выход из Финского залива двумя мощными противолодочными рубежами в виде стальных сетей, сопряженных с минными полями большой плотности. На прорыв этих заграждений направлялись подводные лодки одна за другой.
- Это был самый настоящий 'конвейер смерти'. - Вспоминал геройский подводник Балтики капитан 1 ранга Петр Денисович Грищенко. - Командиры лодок на Военном совете пытались высказать свое мнение о нецелеобразности таких боевых действий. Однако понадобилась, чтобы погибли еще четыре подлодки - Щ-408, Щ-406, С-9 и С-12 - прежде, чем командование решило поберечь свои корабли. В этом скорбном списке вполне могла оказаться и Щ-310. Но… Одни бы сказали - Бог миловал, другие - повезло… Егоров же точно знает, что этом военном счастье повинен прежде всего их командир капитан 3 ранга Дмитрий Климентьевич Ярошевич.
- В нем всегда чувствовалась большая внутренняя сила, уверенность в себе и своих поступках… Был наш командир и внешне красивым: высокий, черноволосый, с правильными чертами лица. Отец нашего командира был поляк, а мать - узбечка. Он хорошо знал узбекский язык. Для меня он был представителем нового поколения командиров флота: людей с крепкой рабочей хваткой и в то же время глубокой внутренней культуры, высокой интеллигентности, идейной убежденности…
Мы беседовали с адмиралом флота в его домашнем кабинете. Среди книг и картин, среди всевозможных морских реликвий, моделей подлодок и морских кораллов я увидел чучело крокодила. И вдруг сразу вспомнилась греческая таверна, крокодилятина,
