немецкие подводники, контр-адмирал Эрих Топп.
Я задал Георгию Михайловичу те же вопросы, что и Эриху Топпу. Так возник этот заочный диалог двух подводников, двух командиров, двух адмиралов, отмеченных высшими наградами своих вождей, воистину «последних из могикан».
Свой черед испытать военное счастье Щ-310 получила 16 сентября 1942-го. Хорошо помню взволнованное лицо Ярошевича, когда тот вернулся из штаба дивизиона; собрал командный состав корабля и торжественно объявил: «Получен приказ готовиться к боевому походу с прорывом в Балтийское море и к берегам фашистской Германии».
Фашистская Германия стояла уже у берегов Волги, а мы шли к ее берегам, в ее глубокий морской тыл, где нас совсем не ждали…
В ту осень едва ли не каждый выход подводной лодки из Ленинграда, из устья Невы, осуществлялся как серьезная общевойсковая операция. 16 сентября 1942 года около 18 часов мы сбросили маскировочную сеть, отдали швартовы и медленно двинулись к мосту Лейтенанта Шмидта. Предварительно Ярошевич приказал притопить лодку, то есть перевести ее в позиционное положение, чтобы пройти под неразведенным мостом.
Не успели приблизиться к Торговому порту и войти в огражденную часть Морского канала, как впереди по курсу появились всплески от разрывов артиллерийских снарядов. Интенсивный огонь велся из района Стрельна, Петергоф. Видимо, была у фашистов в то время агентура, которая информировала о передвижениях советских кораблей. По всей вероятности эта же агентура оповещала немцев и финов, занимавших оба берега Маркизовой лужи, даже о ночных выходах субмарин. Беда была еще и в том, что на мелководье приневской части Финского залива нельзя было погружаться и следовать приходилось на виду вражеских артиллерийских батарей - как мишень в тире.
Как только лодка вышла из огражденной части Морского канала, на берегу занятым врагом, тотчас вспыхнули прожекторы. Острые жала их лучей сошлись на лодке. На мостике стало светло как днем. И что тут началось! Фашисты открыли бешеный артиллерийский огонь, да не по площади, как в Торговом порту, а прицельный. Но вступила в действие и наша артиллерия: загрохотали орудия фортов и Кронштадтской крепости. Вступил в бой главный калибр крейсера «Киров», который стоял на Неве. В воздух поднялись наши самолеты.
Чтобы ослепить фашистских артиллеристов, с угла Кронштадтской гавани тоже включили прожекторы. Была поставлена световая завеса. Вступили в действие катера-дымзавесчики. Они шли несколько впереди и слева от нас, а за ними тянулась стена дыма, отгораживающая будто гигантским занавесом лодку от врага.
Вот так они выходили из базы. Но вся эта адская какофония с дымами, лучами, артиллерийскими дуэлями и авиационными штурмовыми ударами была лишь прелюдией к главному - к прорыву минных полей и стальных сетей, перегораживающий Финский залив от финского берега до эстонского.
Финский залив был просто нафарширован минами, причем самых разных конструкций - гальваноударные, магнитные, антенные - они перекрывали водную толщу по всем ярусам - от дна до поверхности. Будь ты семи пядей во лбу, но пробраться сквозь эти смертельные заросли минрепов и чутких антенн, мог только очень везучий командир, проложить безопасный путь среди них мог только штурман особого счастья - штурман-канатоходец. Именно такими были капитан 3 ранга Ярошевич и старший лейтенант Егоров.
- Наиболее опасными были антенные мины, - рассказывает мой собеседник. - Более половины всех подорвавшихся подлодок с 41-го по 43 годы погибли именно от антенных мин.
Даже беглый перечень чрезвычайных событий в этом самом обычном для балтийцев подводном походе (любое из них могло стать роковым) весьма впечатляет.
- наскочили на рифы, огибая сетевое заграждение. Отделались незначительными повреждениями.
- при открывании верхнего рубочного люка командира лодки избыточным давлением выбросило так, что разбил голову о кремальерный запор. Только благодаря новой меховой шапке не раскроил череп.
- попали под бомбежку финских катеров, но благополучно оторвались от преследователей.
- пришлось уклоняться от собственной торпеды, которая выйдя из поврежденного бомбежкой торпедного аппарата устремилась на «щуку».
И все-таки в том труднейшем походе им удалось потопить фашистский сухогруз «Франц-Рудольф», разведать район боевой подготовки немецких подводных лодок.
Итак, после успешного прорыва в открытую Балтику, после удачного крейсирования у берегов Германии подводная лодка Щ-310 возвращалась домой - в Кронштадт. Для этого ей предстояло заново испытать судьбу - пролезть под стальные сети смерти, продраться сквозь заросли минрепов - тросов, которые удерживают морские мины на глубине и у поверхности. Увидеть, определить каким-либо способом их невозможно. Касание минрепа еще не вызывает взрыва самой мины, которая всегда «висит», где-то вверху, как привязной аэростат, но если лодка заденет трос-минреп основательно, мало ли выступов на корпусе? - потянет за собой, то притянутая мина непременно рванет.
Егоров: Нет более мерзкого звука, чем скрежет стального троса по борту. Уходим на глубину 35 метров, через 10 минут - еще на пять.
Время обеденное. В третьем отсеке, где находится крохотный стол и узкий диванчик, наш вестовой краснофлотец Романов уже гремит посудой. За столом нас трое - я, механик и Александр Иванович, который рассказывает, как развеселил сегодня электриков какой-то флотской байкой. И в это время…
Нет, это не взрыв глубинной бомбы, в чем-то уже привычный для нас. Это страшной силы удар по корпусу лодки. Последнее, что я увидел, - тарелки, летевшие к подволоку. Палуба выскользнула из- под ног. Погас свет.
Меня бросило на переборку командирской каюты, и тут же послышался свист воды, поступавшей внутрь лодки. Судя по всему, мы стремительно погружались. Сильный толчок в носовой части корабля - подводная лодка легла на грунт.
Зажглось аварийное освещение - две крохотные, тускло мерцающие лампочки у люков переборок. Трудно было что-либо разглядеть при таком свете, но все же не тьма кромешная.
Мое место по тревоге в центральном посту. Бегу туда. На всякий случай прихватил свой пистолет, если конец, если все безнадежно, так чтобы не мучаться… Но пока главная забота - гирокомпас. В полутьме отыскиваю его. Он не журчит, как обычно, а ревет, как сирена. От взрыва отключилась следящая система, и гироскоп под влиянием прецессионных сил все набирал и набирал скорость. Ротор вот-вот сорвется с цапф: скорость, которую он набрал, уже превышала шесть тысяч оборотов в минуту! Безобидный в нормальном состоянии, прибор как бы превратился в снаряд. Стоило гироскопу потерять опору, и он стал бы носиться по центральному посту, сокрушая все вокруг.
Только мгновение думал я, как поступить… Операция простая, но ее надо знать. В зависимости от наклона гироскопа достаточно приложить влево или вправо пару сил, что я и сделал. Постепенно ротор гирокомпаса из наклонного положения пришел в нормальное. Рев прекратился.
Бросившись к карте, постарался точно нанести свое место: отсюда должен был пойти отсчет нашего дальнейшего пути. Но сможем ли мы двигаться вообще? Корабль не имел хода, лежал на грунте, глубина около 60 метров. Первый отсек интенсивно заполнялся водой через трещины в прочном корпусе. Хорошо, что аварийная команда во главе с помощником командира успела по тревоге проскочить туда: сразу после взрыва во всех отсеках были наглухо задраены переборочные люки. Таков порядок. Борьба за жизнь корабля ведется поотсечно до последней возможности. И никто без приказа командира корабля, даже при угрозе гибели, не имеет права покинуть отсек.
Второй отсек, где находились стеллажи торпед и яма с аккумуляторными батареями, тоже был основательно поврежден. Центр взрыва мины, видимо, находился где-то в носовой части лодки. Здесь забортная вода проникала через заклепки, и отсек заполнялся не так быстро. Но вода в этом отсеке представляла сама по себе страшную опасность. Стоило соленой морской воде соединиться с электролитом, который вытекал из потрескавшихся аккумуляторных баков, стал бы выделяться хлор. А короткое замыкание между элементами могло вызвать взрыв и пожар. Вот почему команда электриков во главе со старшиной 1-й статьи Лаврешниковым быстро рассоединяла межэлементные соединения и самоотверженно боролась с поступлением воды.
В районе центрального поста прочный корпус выдержал
удар взрыва, но была повреждена главная балластная магистраль, соединяющая все отсеки с главным осушительным насосом. Кроме того, именно через этот разрыв в трюм центрального поста стремительно поступала вода, так как забортное давление достигало почти шести атмосфер. Были уже залиты помещения агрегатов, радиорубки, и мы лишились радиосвязи. Вода подбиралась к палубному настилу, полностью затопив трюм центрального поста. Команда трюмных во главе с главным старшиной Говоровым, надев маски изолирующих приборов, опустилась под воду и старалась наложить бугели на трещину магистрали.
Тем временем в первом отсеке аварийная команда работала уже по грудь в воде. Моряки накладывали пластыри, подкрепляли их распорками. Так как разошедшийся шов прочного корпуса был большим, то все, чем можно было его законопатить, пошло в ход, в том числе и мой китель. В пятом отсеке, где находились мотористы, вода тоже сочилась через заклепки. Обнадеживало лишь то, что дизеля, электромоторы, горизонтальные и вертикальный рули находились в строю.
Оценив обстановку в первом отсеке, командир приказал
