— Сама ты тетя Клепа! Не пойду. Его сейчас опять на политику поведет.
— Завязываю с политикой! — божился за оконцем майор. — Ну ее к Гайдару! Слова больше на скажу. Как огурец молчать буду! Идемте, братцы, а?!
И он действительно выполнил свое обещание — весь завтрак молчал как заклятый и только за кофе промолвил:
— Ты помнишь, как я замполита послал с его «Малой землей»?
— В Кандагаре?
— В Хайратоне. В Кандагаре меня за анекдоты про бровеносца тягали.
— Ну, ты у нас известный борец против коммунизма и брежневизма. Партбилет, небось, в подушку зашил?
— Ладно, ладно, подъелдыкивай увечного воина. Бог, он все видит.
— Ишь ты, и про Бога вспомнил. Нехристь краснопузая.
— Это я нехристь? — взвился Тимофеев. — Да ты знаешь, где меня крестили?
— В соборе Парижской Богоматери.
— Хрен вам в глаз. В Мологе.
— Это где-то под Мадридом?
— Под Рыбинском. Был самый старинный русский городок на Волге. Затопили его перед войной под водохранилище, да не полностью, а по второй этаж. Что твоя Венеция. И церковь наполовину из воды с колокольней торчит. Ну, на колокольне красный фонарь повесили, чтоб прихожане, значит, не напоролись. А вот в церковь ту выселенные мологжане на лодках приплывали. И молились с лодок. И детей на лодках крестили. И батюшка на лодке прямо в Волгу окунал. Вот и меня также. Мне года три было — все помню. Даже снится иногда — лодка вплывает под церковные своды и лики святых близко-близко… Туда и сейчас еще народ ездит. Вот тебе и град Китеж. А ты — красно-коричневый…
— Ладно, беру свои слова обратно… Все мы совки изрядные.
— Это почему же все?
— Да сидим мы в России, как пассажиры в автобусе, а кто там за руль сел — никому дела нет. И куда ни повезут — трясутся, качаются и молчат.
— Опять вы в политику ударились! — вмешалась Карина.
— Чтобы с ним дойти до точки, — резюмировал Тимофеев, — надо вылакать полбочки!
— Ну так как насчет Абу-Даби? — напомнила Еремееву Карина.
— Жарко там очень. Я тут остаюсь. Продам квартиру в Москве и отстрою нормальный дом в Абу- Хотькове.
— Ну, тогда я в Ростов подамся. Там и Арабские Эмираты поближе.
— Желаю тебе найти порядочного эмира. Чтоб не изменял с чужим гаремом.
— Не волнуйся — я найду.
— Нет никаких сомнений! Но пока ты останешься здесь. Я съезжу в Москву. Проведаю Дельфа. Куплю тебе билет до Ростова. Оформлю продажу квартиры. Вечером вернусь. Переночуем в нормальных условиях. И завтра двинешься.
— Нет, нет, — запротестовала строптивая дева. — Я тоже поеду в Москву!
— Ну какой резон тебе ехать? Лишний риск. Попадешься на глаза кому-нибудь из своих пауков- птицеедов.
— Не попадусь — Москва большая. Я тоже хочу собачку навестить. Я ей «Педигри» куплю.
Получасовые препирательства ни к чему не привели. Карина твердо стояла на своем:
— Еду! В конце концов мне нужно деньги по кредитке получить. И билет я возьму не на завтра, а на ночной поезд.
— Но…
— Иди ты в баню! В свою, конечно.
Тимофеев проводил их до станции. Перед тем как войти в вагон электрички, Еремеев не утерпел и ввернул на прощание:
— А все-таки то, что мы сейчас имеем, началось с твоего Великого Октября. В семнадцатом Россия получила удар под сердце. Семьдесят три года Совдепии — это в масштабе исторического времени семьдесят три секунды агонии. Я как врач тебе скажу — человек в агональных конвульсиях может гору свернуть, могут быть периоды улучшения, но конец неизбежен. И он наступил.
Майор раскрыл рот, чтобы горячо возразить, но тут зашипели тормоза, двери съехались, вагон дернулся и электричка, натужно гудя, потянулась к Москве.
Карина демонстративно села подальше от Еремеева — к противоположному окну. Однако как только рядом с ней примостились трое черноусых южан, тут же перебралась к надежному спутнику и напялила наушники плейера. Еремеев купил у разносчика газет «Московский комсомолец» и «Завтра» и стал читать попеременно то одно, то другое издание. В ответ на недоуменный взгляд Карины коротко пояснил:
— Истина как раз посередине!
Девушка сняла наушники и нацепила их Еремееву. Голос Вики Цыгановой отчаянно стенал:
Глава девятая
ЭКСПЕДИЦИЯ ЗА ЗОЛОТОМ КОЛЧАКА
С Ярославского вокзала они направились на Красносельскую, в ветлечебницу. По пути Карина купила в зоокиоске большой пакет витаминизированного собачьего корма.
— Боюсь, ему это не понадобится, — мрачно заметил Еремеев.
Дельф лежал в отдельном боксе, забинтованный крест-накрест. Он с трудом поднял здоровенную башку, забил хвостом, радостно повизгивая.
— Лежи, лежи! — запустил в густую шерсть пальцы Еремеев. Он вжался носом ему за ухо и приветственно подышал — быстро-быстро, как это делал в лучшие времена.
— Живучая собака! — приободрил хозяина Лазарь Моисеевич. — Если и дальше так пойдет, дня через три он станет вполне транспортабелен.
— «Педигрипал» ему можно? — спросила Карина, не сводя восхищенно-умильного взгляда с лобастой светлоглазой морды с живыми черными бровями.
— Очень немного и только из рук хозяина.
Дельф обнюхал лакомство, но есть не стал.
— Не утомляйте его. Ему покой нужен, — попросил ветврач и деликатно выпроводил посетителей из бокса.
На улице они разошлись в разные стороны. Карина, получив миллион предостережений и советов, отправилась на Курский вокзал за билетом. Еремеев поехал в Сокольники в фирму «Орбис», обещавшую в рекламном плакатике уладить все хлопоты, связанные с продажей недвижимости за двадцать четыре часа. Они уговорились встретиться на прощальном обеде в Столешниках в тихом и малолюдном погребке «У дяди Гиляя».
В фирме «Орбис» его встретили так, как давно уже нигде не встречали. Судя по всему, москвичи не торопились расставаться с родной жилплощадью, так что явление клиента-продавца оказалось приятным сюрпризом для главы Сокольнического филиала — очаровательной дамы лет сорока, по-американски любезной, подтянутой и деловой. В сером строгом костюме, если не считать слишком смелого разреза сзади
