Свадьба у них получилась довольно скучная: пришли двое то ли друзей, то ли сослуживцев Афанасия Ивановича с женами, какая-то дальняя родственница, тихая пьющая тетка; заведующая канцелярией — Райкина начальница; три подружки по самодеятельности. Ребят из мурашовского взвода пришлось пускать за стол по очереди, иначе не позволяла теснота. Рядом с новобрачными сидел, ворочая глазами и отпуская шуточки, грозный начальник курса бритоголовый подполковник Ахметшин. Так что со стороны все выглядело почтенно. Не было родителей Павла, они послали письмо: поздравляем, желаем счастья, целуем молодую, примите благословение; отца-де не отпустили с работы, их цех делает срочный заказ, мать жаловалась на простуду, что кашляет с зимы и боится еще больше заболеть. Приехала сестра Мурашова Верка, она работала учеником бухгалтера в заводоуправлении, уже начала невеститься, и ей свадьба брата была интересна. Он-то знал, в чем действительно дело, и носил печаль и обиду в себе, никому не показывал и не высказывал. Коснись дело той же Верки или младшего брата Васьки, отец с матерью наизнанку бы вывернулись, пошли бы на что угодно, забыли бы все болезни и рабочие заботы, — а приехали. Пашка же всегда был для семьи отрезанным ломтем, а когда ушел в армию — тем более. Может быть, все наладилось бы между ними, вернись он после службы домой, на завод, — так ведь и этого не случилось. Скорее всего, мать уговаривала съездить поглядеть на новую родню, на невестку, а отец сказал так: «Надо будет — сами приедут. Наглядишься еще досыта! У нас лишних денег на дорогу да на подарки нет».
Когда гости стали расходиться со свадьбы, Верка ушла к тихой родственнице; исчез и Афанасий Иванович. Молодые остались вдвоем. «Ну что, будем убирать посуду?» — Павел кивнул в сторону стола. «Сейчас бегу, муженек! Может быть, мы с тобой, Пашенька, всю эту ночь будем посуду мыть да на полки ставить? Иди сюда, красный командир!»
«Слушай, — сказал он ей утром. — А дальше как? Я — в казарму, ты — сюда? Будем вприглядку друг с другом жить? Нет, я в принципе не возражаю, до выпуска два месяца, можно и потерпеть…» «Еще чего! Эту-то квартиру ты куда девал? Подавай рапорт начальству как женатый человек, и обоснуемся здесь». «Так ведь отец…» «Отца пока не будет». Она обрисовала ситуацию: оказывается, у Афанасия Ивановича была сожительница, и он мог уйти на время жить к ней. «Если хочешь знать, квартира вообще может стать нашей. И жили бы как короли». «Небось, ты уже и короны заказала?» «Не шути, Паша, это серьезно».
Что это серьезно, Мурашов убедился в вечернем разговоре с Афанасием Ивановичем. Тот пришел домой («Заскочил на минутку!» — объяснил он), расположился на диване, упер кулаки в колени:
— Павел! За последнее время я имел кое-какие контакты и навел кое-какие мосты. Все это — ради тебя и Раечки. В училище о тебе отзываются неплохо. Ударник учебы, недавно вступил в партию, командир отделения… Скажи: где ты сам намерен служить?
— Дело военное — куда пошлют.
— Я слышал: ты дал согласие на Дальний Восток? Там же тайга, тяжелый климат, далеко от центров.
— Все равно служить надо. Что там, что в другом месте. И потом — люди же живут! Мы их не лучше.
— Пускай туда едут несемейные. Зачем семью-то туда тащить?
— Я не люблю пустые разговоры.
— Есть возможность оставить тебя здесь, в училище, командиром взвода. Все-таки большой город, я буду вам помогать, и с жильем никаких проблем. Такая квартира на первых порах — это ведь мечта!
— Велика ли честь — из училища да снова в училище? Такому командиру доверия мало. Курсанты любят тех, кто приходит из войск. Нет, это не для меня. Сначала надо послужить.
— Да тебя, гляжу, еще уламывать надо. Что ж, Раиса, дочь, тогда за тобой слово!
И вдруг Райка поддержала мужа:
— Надоело мне здесь. Ты старый, папка, привык к одному месту, а нам свет хочется увидеть. Нет, поедем, Паш, я согласна. Только не на Дальний Восток, ну его совсем. Куда-нибудь на Украину. Где яблоки. Хочу пожить гарнизонной дамой.
— Так квартира…
— Что ты пристал со своей квартирой! Живи в ней вместе со своей Натальей Петровной. Мы свою получим.
Из этого разговора Мурашов сделал вывод, что тесть у него — мужичок хитрый и деловитый. Подъедет к кому надо и добьется своего, несмотря на скромную должность. Да, не повезло ему с мужем для дочери! Подстегнуть бы к нему такого же шустрягу, чтобы было с кем разводить шу-шу-шу. И делать дела. Ладно, хоть Райка не лезла в эту мелочевку, слушала только Пашу.
Однако получилось так, что Мурашов поехал служить в Киевский Особый округ. Павел был уверен: или это тесть умаслил кого-то, или сама Райка сходила к училищному начальству тайком от мужа. Она же знала всех в училище и могла найти такую лазейку. Но он не трепыхался особенно на этот раз, рад был, хоть отвертелся от жизни под боком у тестя.
23
23 июня 1940 года они с Раисой приехали в полк, расположенный в зеленом украинском городке, и только он принял взвод — полк подняли в ружье и двинули к молдавской границе. Сначала слилась воедино и обозначилась ранее рассредоточенная живая плоть дивизии, затем они вошли в большие массы войск, пересекшие Днестр и идущие дальше, к Пруту. По дороге часть подразделений выходила из потока, оставалась в селениях. И полк, где служил Мурашов, встал гарнизоном в небольшом уездном городке. Вскоре к командирам поехали семьи; примчалась Раиса. «Ты теперь, Пашенька, бывалый воин, — заявила она. — Надо же, после училища — и сразу такой поход! И самое главное — без боев, вот это славно!» «Хорошо, если дружественный народ, есть соглашение между государствами, а если нет?» «Ну, что об этом думать! Пусть всегда будет только так…» Они сняли комнату у добрых, порядочных старичков-молдаван и стали жить.
Жизнь гарнизонной дамы пришлось Райке по вкусу, по душе; после ухода мужа на службу она еще спала, потом готовила обед, ходила по подругам, читала книжки, а вечером бежала на репетицию. Она и здесь продолжала участвовать в самодеятельности, и даже позже, беременная, на седьмом месяце, пела в хоре командирских жен на первомайском вечере. Они мало бывали вместе: днем он находился на службе, а возвращаясь с нее, уже не заставал жены дома, она была в клубе и появлялась лишь к ночи. Мурашов оставался в доме с глазу на глаз с хозяевами — дедом Константином и бабкой Надей. Старики ни слова не знали по-русски и общались с постояльцами с помощью жестов. «Нет, так тоже негодно», — решил Павел. Он завел тетрадь и записывал в нее каждый день по тридцать-сорок слов. Через три недели он уже понимал почти все, что говорят хозяева. Оставалось самое главное и самое трудное: уловить связи между словами, склонения, интонацию, обороты, сам стиль чужой речи. На это ушел еще месяц. И однажды утром Мурашов обратился к деду с довольно сложной и длинной фразой: он готовит посылку, не поможет ли мош Константин подобрать хорошую молдавскую рубашку для отца? Старик аж остолбенел: ты говоришь по- нашему? Зачем же ты молчал и притворялся? Не доверял нам, следил? Мурашов пытался объяснить, что язык освоил только здесь, но дед не поверил, обиделся и стал держаться отчужденно. Молва об успехах лейтенанта докатилась до командира полка, и он как-то вызвал взводного в штаб. «Говорят, свободно толкуешь по-молдавски?» «Так точно!» «Молодец. Давай-ка вот что: сдашь взвод старшине и принимай роту в… — он назвал большое, около двухсот дворов, волостное село в тридцати километрах от уездного центра. — Там комроты попивает, запустил дело, не может найти контактов с местным населением. Иной раз суется решать вопросы, в которых ничего не понимает. Посоветуйся с политруками и берись». «Товарищ подполковник! Во-первых, я сапер. Во-вторых, у меня нет опыта командования даже взводом, а вы говорите — на роту. Нет, я не подхожу, не может быть и речи». «Что такое?! — закричал комполка. — Вы где находитесь? Как стоите?! Я покажу сапера! Я отучу не слушаться приказов!»
24
