время первого сенокоса, на огородах хрюкали бурые домашние свиньи, бродили в зарослях придорожного бурьяна фазаны с подрезанными крыльями, стрекотали на взгорках мельницы.
– Все… все это может в одно мгновение заняться огнем, – тоскливо шептал Лукус, похлопывая коня по холке.
Близкие к морю у Ингроса горы постепенно отступили на север, почти скрылись за кронами деревьев, затем начали приближаться опять, и, хотя дорога все сильнее прижималась к побережью, горы тоже словно спешили к югу, чтобы в узкой долине у каменных башен Кадиша замкнуть природный щит Сварии оборонной стеной. Приближался край королевства, патрули попадались все чаще и чаще, и каждый из стражников, взглянув на подорожную Хейграста с эмблемой Эйд-Мера, склонял голову в знак сочувствия.
Кадиша путники достигли утром четвертого дня. Лес расступился, и Хейграст невольно натянул поводья. Освещенный утренними лучами Алателя, Кадиш напоминал горку блестящего, только что испеченного орехового печенья на зеленом подносе. Ничем он не походил на суетливый, расползающийся по горным террасам яркий Ингрос. Королевский замок поднимался в небо над прибрежными утесами, заканчиваясь высоким маяком. Его окружал треугольник крепостных стен. Одна из них тянулась вдоль каменной набережной, у которой колыхалось множество судов, вторая уходила к северу на четверть ширины долины, а третья соединяла две первые между собой. Весь остальной город, поделенный на правильные квадраты, теснился между замком и горными склонами. Но за ним, за стенами замка, всю долину пересекала внушительная оборонная стена, упирающаяся в каменистую землю Сварии пятками двух дюжин приземистых башен. А уже за ней тонула в утренней дымке равнина Уйкеас.
– Вот мы почти и дома, – прошептал Лукус.
– Там Лингер, – протянул руку вперед Дан.
– Я тут каждый переулочек наизусть знаю, – похвастался Баюл. – Вон тот бастион, третий от моря, считай, наполовину вот этими руками перебрал. Конечно, каменщиков хватало, но отвес в моих руках был!
– Хороший бастион, – сдержанно похвалил банги Хейграст. – Лукус! Видишь палатки у подножия гор?
– Я понял, Хейграст, – отозвался белу. – Это переселенцы или беженцы с равнины. Надо поискать кого-нибудь из Эйд-Мера.
– Именно так, – кивнул нари. – Возьмите лошадь Дана, а ему пока оставьте Глупыша. Найдете кого или нет, а лошадок перековать надо. Кузнец в лагере есть обязательно, и не один. С тобой будет Баюл, заодно проверишь, так ли уж его все знают.
– Ты сомневаешься? – удивился банги, меняясь с Даном лошадьми и с опаской примериваясь к высокому стремени.
– Подорожная у меня всего одна, а у нас с Даном еще два дела в городе. Так что твои знакомства в городе Лукусу могут пригодиться. Ладно. Надеюсь, к обеду управимся. Встречаемся у главных ворот оборонной стены. Нужно двигаться дальше!
– Куда? – спросил Лукус.
– Вот там и решим, – бросил Хейграст, кивнул Дану и направил коня в сторону прибрежных районов, теснящихся к набережной и замку.
Вблизи город оказался не слишком опрятным, но это касалось только мусора на улицах и вполне могло объясняться тревогой и растерянностью, сквозящей на лицах сваров, большинство из которых были при оружии и в различных, порой вызывающих улыбку доспехах. В отличие от переулков Эйд-Мера, улицы сварской столицы словно вытянулись по струнке. Стаки тут знали все. К дому старика Хейграста и Дана сопроводили не менее трех дюжин сваров. Нари спрыгнул с коня, огляделся, открыл деревянную калитку в каменном, поросшем мхом заборе, поманил за собой Дана. Во дворе, в котором с появлением двоих элбанов с лошадьми стало тесно, стоял небольшой стол и несколько грубых табуретов, подрагивая на утреннем ветерке и шлепая по стене низкого домика, сушилось на веревках белье. За столом, перебирая стручки каменного вьюна, сидели две женщины, старая и молодая. На дырявом одеяле возились два малыша годика по три.
– Это дом Стаки? – громко спросил Хейграст.
Молодая женщина испуганно поднесла ладони к лицу, а пожилая, как ни в чем не бывало продолжая шелушить стручки, кивнула и спокойно ответила:
– Стаки пока нет. Вряд ли объявится раньше чем через месяц. Он увел джанку в Лот. Если ты за какими-нибудь долгами, нари, то лучше бы и тебе объявиться через месяц. Если дело срочное, дождись сына. Он скоро будет. Сейчас он в королевском замке, учится махать мечом!
– Стаки не объявится, – негромко бросил Хейграст, вытянул из-под стола скамью, подтолкнул Дана, сел сам. – Никогда не объявится. Твой сын может спрятать меч. По законам Сварии он остается единственным кормильцем и не должен нести воинскую повинность.
Руки женщины замерли. Мгновение она смотрела на раскрытый стручок, осторожно положила его на потемневшие доски, взглянула на забор, над которым застыли напряженные лица соседей, поправила седую прядь волос, облизала тонкие губы. Сказала медленно, останавливаясь после каждого слова, чтобы вдохнуть:
– Я… слушаю… тебя, нари.
Хейграст взглянул на молодую женщину, по лицу которой вдруг безостановочно потекли слезы.
– Невестка?
Она судорожно закивала, зажимая ладонями покрасневший нос.
– Двое внуков у Стаки? Хорошо! – Хейграст выпрямил ладони, положил их на стол, подобрал пальцы, сжал кулаки. – Не получилось у него ничего с тканью, – сказал сухо. – Война идет в Салмии. Все отдал по дешевке, едва с морячками расплатился, впрочем, их мы не видели. Сколько вы остались должны за ткань?
– Дюжину золотых, – глухо обронила пожилая женщина, на глазах превращаясь в старуху. – Дом заложили.
– А сколько джанка стоит?
– Столько и стоит, если плотнику помогать. Если готовая, то дороже. Только зачем мне джанка? Я сына в море не пущу.
Она выговорила это бесстрастно, словно давно уже знала, что Стаки нет, и ей нужен был только повод, чтобы снять маску.
– Послушай меня… – Хейграст протянул руку и накрыл безвольную ладонь, чуть сжал. – Мы выкупили на пристани Лота джанку Стаки и наняли его доставить нас в Индаин. Но у Проклятых островов попали в шторм, думаю, он и до вас докатился. Стаки сидел за рулем как воин, как настоящий моряк, но упавшая мачта убила его. Он покоится на морском дне недалеко от Пекарила. Стаки рассказывал нам, что когда-то оттуда начался его путь к свободе, там он и закончился. И еще он говорил, что смерть у рулевого весла – честь для моряка.
– Это поговорка ангов, а я сварка, – прошептала женщина. – У нас доблестью считается выжить и сохранить семью.
Хейграст помолчал, бросил взгляд на Дана, который застыл с открытым ртом, на невестку, сжавшуюся в комок, на притихших детей, пристально посмотрел на лица над забором. Так пристально, что они с шорохом исчезли одно за другим.
– Стаки все сделал, чтобы вы могли выжить, чтобы ваша семья не распалась, – сказал он наконец. – Думаю, что он всем нам спас жизнь. К сожалению, после шторма на нас напала пиратская лерра. Она протаранила еле живое суденышко. Мы сами едва спаслись.
– Если ты пришел сюда, чтобы получить расчет за джанку, то зря, – спокойно сказала женщина. – У нас нет денег. Похоже, у нас нет и дома. Все, что я могу предложить, это свою собственную жизнь. Но она дорога им, – кивнула в сторону притихших малышей, – а что она тебе?
Хейграст медленно поднялся, вытащил из-за пояса кошель, отсчитал две дюжины золотых, подумал, добавил еще полдюжины.
– Я пришел заплатить тебе за джанку, потому что не успел отдать деньги Стаки. И за его работу. И еще немного за наши жизни. Прощай.
Женщина медленно шевельнула ладонью, провела ею над столом, сдвигая блестящий столбик в желтую
