Чемпион

— Что ты здесь делаешь?

— Я пришел на педсовет.

— Ах, да... Это о тебе сегодня говорят. Что решили?

— Не знаю, меня еще не вызывали.

— Эх, детка, — проговорил Сайбек, качая головой, и кольнул палкой землю. — Твой отец, покойный Кадыр, был настоящий человек. Ты не походишь на него! Разба­ловался! Я в долгу перед твоим отцом. За мной не ко­пейка, не рубль, а целое животное. Ты спросишь, как это? А вот как. В первую осень, когда организовали кол­хоз, у Кадыра был конь-иноходец. Я договорился с твоим отцом, поехал на этом коне на мельницу и утопил в грязи. В этом был виноват только я: не напоил коня и пустил на выпас. На ногах у него был путы. Конь пошел на водо­пой и провалился в грязь. Утром прихожу, а он весь в грязи, одна задняя часть видна. Другой не дал бы мне и пикнуть, заставил бы уплатить. А у покойного Кадыра была такая широкая душа, что он сказал: «Ведь вы не нарочно, не из-за вражды ко мне угробили коня. Видимо, такова его судьба!» — и простил меня. Вот какой умный человек был твой отец, он всегда стремился помогать родственникам, — сказал Сайбек, потом немного подумал и добавил. — А ты... да не только ты, многие из вас сейчас глупые. Вам говорят — учитесь, не хулиганьте, а вы — наоборот. А что, если тебя выгонят сегодня из школы? Нехорошо...

В это время на крыльцо вышел завуч Оспанов.

— Кадыров, где ты? — прокричал он.

— Здесь.

— Иди, тебя зовут... озорник...

Эти слова Сайбек произнес каким-то особенным, лас­ковым голосом.

Если кто больше всех бывал в кабинете директора, так это я. Ведь это мое привычное место. Сюда апай Майканова приводила меня много раз, здесь я давал щедрые обещания исправиться. Но сейчас я вошел сюда не как обычно. Я вошел тихим, скромным, с опущенной головой. Я действительно решил исправиться. Прислонив­шись к холодной голландской, печи, я стал ждать своей участи.

В конце комнаты сидел Ахметов. Над его головой го­рела электролампочка, и его густые волосы отсвечивали.

— Подойди поближе, — сказал он, указывая авторучкой на середину комнаты. Две морщинки у него на пере­носице казались сейчас более глубокими и суровыми, чем обычно.

Мелкими шажками я прошел немного вперед и замер, как вкопанный. На меня со всех сторон смотрели учите­ля. Особенно суровым и мрачным был взгляд Майкановой, сидевшей рядом с директором.

— Кадыров, ты знаешь, для чего мы вызвали тебя сюда? — сказал Ахметов.

— Знаю, — кивнул я.

— Для чего?

— За мою недисциплинированность.

В углах послышался легкий смех.

— Вот, какой он бесстыдник! — указала на меня Майканова. Однако Ахметов остановил её:

— Товарищ Майканова! — Потом снова посмотрел на меня. — Тебе уже надоело учиться? Дальше не хочешь учиться? — спросил Ахметов.

— Нет, учиться я хочу.

— Так почему же ты себя так ведешь?

Слово «почему» директор произнес по слогам, вско­чил с места, стукнув по столу большой, тяжелой ладонью. Не только я, но и все присутствующие вздрогнули. Мне казалось, что он готов сейчас же выпороть меня. Я мор­гал глазами и стоял, опустив голову. Никогда еще я не видел директора таким сердитым.

Несколько минут длилась мертвая тишина. Потом Ах­метов, продолжая стоять, задал мне следующий вопрос:

— Ну, что скажешь?

— Простите... Я больше не буду...

— Это какой раз по счету?.. — вмешалась Майкано­ва. — Все равно он не перестанет хулиганить. Надо исклю­чить его из школы!

Снова послышался сдерживающий голос директора:

— Товарищ Майканова!

Но Майканова и не думала останавливаться.

— Товарищ директор, что тут рассуждать? Исключить его и все...

После того, как меня попросили выйти, я слышал, как в комнате разгорелся спор. Майканова настаивала исклю­чить меня. Некоторые учителя возражали. Я бродил под окнами учительской, гадая о своей дальнейшей судьбе. Учителя спорили долго. Потом голоса стали успокаиваться. Наконец, педсовет стал расходиться. Послышался громкий голос Майкановой:

— Если Кадыров останется в этом классе, я препо­давать не буду!

«Ага, значит не исключили», — с радостью догадался я. Но торжествовать было рано. Как я узнал потом, пед­совет принял такое решение: если учащиеся шестого класса возьмут под свое поручательство Кадырова Кожа, поверив его обещаниям, что он исправится, то Кадырова можно будет оставить в школе на испытательный срок. Если же учащиеся такого поручательства не дадут, Ка­дырова надо будет перевести в другую школу нашего района.

XVII

Итак, мою судьбу должны решить ребята. Какой они могут вынести приговор? Для того, чтобы ответить на этот вопрос, я стал перебирать в памяти всех своих дру­зей и «врагов». Кого больше? Подсчитав, я решил, что количество тех и других одинаковое. Однако есть еще ребята и девочки, с которыми я не дружил и не ссорил­ся. Они будут сидеть себе и помалкивать. А так как эти ученики для меня не опасны, я не особенно волновался за предстоящее классное собрание.

Правда, хотя «врагов» у меня и немного, но они все зубастые. Например, возьмем Жантаса. Он один загово­рит десять человек и всегда готов меня подкусить. А ста­роста Темир? Он вообще скромный и ни с кем не в ссоре. Однако я сам его задеваю, дав ему прозвище «домосед». Это за то, что он всегда сидит и книги читает. Нужно сказать, в нашем классе, да и во всей школе, нет никого, кто бы читал больше Темира. Он пользуется большим ав­торитетом не только среди ребят, но и среди учителей. «Вот если бы удалось привлечь его на свою сторону, — думал я, — тогда бы мои дела пошли куда лучше».

Уже поздно. На улице почти никого нет. Я иду к до­му Темира, рассчитывая повстречаться с ним и погово­рить. Перед их домом на велосипеде катается его млад­ший братишка Тельжан — ученик третьего класса.

— Тельжан, иди сюда, — сказал я ему, но он не идет. — Тельжан, ну иди же сюда!

— Чего тебе?..

— Позови Темира.

— Ишь ты, какой хитрый, хочешь уехать на моем велосипеде!..

— Зачем мне твой велосипед? Мне нужен Темир.

— Позови сам.

Самому зайти в дом мне неудобно. Скажет, вот драз­нил, дразнил, а теперь пришел. Меня начало злить упрям­ство Тельжана. Я пытался его уговорить, но он даже ухом не повел. «Ах, ты, ну погоди же», — подумал я и, когда он стал проезжать мимо меня, бросился за ним.

Желая ускользнуть от меня, он повернул круто в сто­рону, но под переднее колесо велосипеда попал камень, и Тельжан распластался на земле. Какой у него пронзи­тельный голос! Он кричал, как раненый.

Из дома выбежала мать Темира.

— Что случилось? Что такое?

Тельжан завопил еще больше. Потом, все еще про­должая плакать, он встал и сказал, что всему виной я.