хвост шакала, это ты отправил нас во второй раз в Черный Ирем?!
— Вот почему он ошивался тогда у его стен, — прозрела и я.
— Да, дичь! Чтобы помочь вам и чтобы вы потом помогли моему другу Лавкрафту! — мгновенно взмывая вверх, пытался оправдаться этот пройдоха, — А про ключ у тебя я узнал у твоей бабушки, она всегда меня кормила и приваживала. Я знал, что ты без него не пойдешь в Черный Ирем, и надеялся, что он еще при тебе. Конечно, наверняка я ничего знать не мог, но зачем тогда собакам интуиция?!
— Ты мог бы попросить его у меня и сам совершить этот приятный путь со своим дражайшим Лавкрафтом!
— Я не мог войти в Черный Ирем, там везде стоят противосимурховые защиты! Схемы старые, еще мои предки там набедокурили, а я отдувайся… Так что Лавкрафт ничего не мог с этим поделать. А вы могли…
— Ты нас использовал, хвостатый эгоист! — Я попыталась подпрыгнуть, чтобы поймать Симурха за хвост, но тот был начеку.
— На то друзья и существуют, чтобы их использовать, дичь вас побери, — обезоруживающе улыбаясь, пожал птицепес узкими плечиками.
Я растаяла, потому что он назвал меня другом (правда, кажется, Симурх на это и рассчитывал), и почти нежно пробормотала:
— Хоть бы предупредил, скотинка маленькая…
— В следующий раз обязательно, подруга!
— Никакого следующего раза, иначе я сама заброшу тебя в тот коридор с монстрами, через который нам пришлось пройти по твоей милости. Я потеряла там пять лет жизни!
— А я пятьсот! — поддержала джинния.
Хитрый эпилятор высунул нос из ее сумочки и что-то в тон прожужжал. Видимо, он целый гарантийный срок потерял. Хотя в битве не участвовал… наверное, решил взять выходной.
— Я понял, — сдержанно признал собакоорел и пристыженно опустил ушки.
Это было полноценным извинением у себялюбивого Симурха, и мы с Акисой почли себя удовлетворенными. Хотя в глубине души не поверили ему ни на грош!
— Я не вернусь больше в мир моих демонов и их прототипов. Но и общество людей закрыто для меня, я ведь все-таки умер. Мне будет лучше с джиннами в Белом Иреме, — встав и отряхнув колени, улыбнулся Лавкрафт. — Это была мечта моего детства, когда я зачитывался сказками «Тысячи и одной ночи» и называл себя Абдулом Альхазредом! Это имя более гармонично звучит здесь, в восточном Белом Иреме, чем звучало в моем Черном. Буду создавать новые миры в спокойной, душевной обстановке. А когда мне станет скучно сидеть и творить, отправлюсь путешествовать с моим другом Симурхом, ему давно нужна компания…
Птицепес вдруг взвился, встопорщив перья:
— Кто сказал, что мне одному одиноко? Дичь! Да я самодостаточен, как цикада!
— В смысле? Цикады не боятся одиночества? — заинтересовалась я.
— Платон писал, что им не нужны партнеры в секс… но это другое, к нам с Говардом не относится. Ладно, мне приятно, что ты это сказал, приятель. К тому же ты обещал мне помочь с издательством. И отредактировать мой труд про симурхов плюс остальные мои сочинения. Это немного, всего страниц семьсот-восемьсот.
Лавкрафт напрягся, но Симурх не заметил или сделал вид, что не заметил, ликующе цапнул его за ногу и подал лапу. Великий фантаст улыбнулся и примирительно пожал ее.
— Значит, все-таки это ты написал «Большую циклопедию», был тем самым безумным арабом? В смысле тем самым писателем, — спохватилась я, лучше не знать, как тебя за глаза называют. — Про тебя здесь ходят легенды…
— Да, это я, — смущенно покраснел он.
— Можно еще последний вопрос? Мне хотелось спросить и раньше, там в тронном зале, когда ты объявил, что не хочешь больше оставаться в Черном Иреме. Я думала, что для писателя величайшее счастье и несбыточная мечта уйти жить в мир своих героев, в мир, где его плоть и кровь! Твой мир прописан мастерски, и неудивительно, что не просто стал реальностью, как реально существует где-то во Вселенной любой из описанных гениями миров, но и начал меняться и устанавливать собственные правила. Например, кажется, туда стекаются все боги-пенсионеры.
— В этом-то все и дело. Это больше не мой мир, он стал слишком ужасен и не пригоден для комфортной жизни писателя, я его таким не создавал.
— А я думала, ты их любишь, этих своих монстров, это ведь твои персонажи, твои дети, какими бы мерзкими они ни были.
— Но это не значит, что я хочу делить с ними кров и стол, причем целую вечность, — снисходительно заметил отец жанра «ужасов». — Пусть эти дети живут собственной жизнью, и как можно дальше от меня. Милая, если ты всю жизнь создаешь чудовищ, после смерти хочется видеть в окружении что-то более спокойное и позитивное. Вы только поглядите, здесь настоящее солнце и голубое небо! Одна возможность видеть их снова каждый день стоит любого трона, даже из чистого золота, но стоящего в вечной ночи и тьме…
Я смутилась. Он снова был тем великим человеком, каким я его представляла, читая его биографию и его книги. И потом, эти двое друзей напомнили мне Короля и Шута из «Мэри Поппинс возвращается». Философ и бродяга Шут открыл Королю глаза на многие вещи. Но, главное, он помог ему заглянуть в себя и начать жить так, как хочется, наплевав на все условности, окружающие королей. Подарил свободу быть самимсобой! Большое дело, не находите?
Мы распрощались с Лавкрафтом и Симурхом, оставив их на дороге к Белому Ирему. Миша с Сасыком, уверена, уже давно заждались нас…
— А он не умрет? — спросила я джиннию.
— Нет, Белый Ирем стоит обособленно от мира живых и мира мертвых.
— Может, мне тоже после смерти попробовать перебраться к вам? Не идеал, разумеется, но зато заранее знаешь, к чему готовиться…
Акиса покосилась на меня с подозрительным интересом. А эпилятор, гордо сидевший у нее на плече, как будто этот взгляд скопировал.
— Да ладно, шутка! Я знаю, что не мне решать, но помечтать-то можно. — Я шутливо толкнула ее плечом, за что получила заклинанием в живот. И минут пять плевалась вишневыми косточками, хотя потом она сама предложила мне по глоточку мартини…
Спустя несколько дней Яман-баба решился рассказать Акисе, что был женат, и это опять добавило в моем мнении о нем очков в его пользу. Джинния побушевала, но недолго, она отходчивая. Чародей заранее предупредил нас с Мишей, и мы просто дня три к ним не заходили. Правда, если бы он ей не сказал, она бы сама узнала, от джиннии ничего не скроешь… надолго, было бы только хуже. Так что в нем мог говорить и инстинкт самосохранения. Само собой, я просто надеюсь, что не только это, а еще и любовь и благородство, достойные моей самой лучшей подруги…
Поздним вечером мы сидели с Мишей на скамейке во дворе уехавшего Мишиного сослуживца, оставив Акису с Яман-бабой наедине в квартире, нам и самим хотелось побыть вдвоем. Мы забыли обо всем на свете. Тихий закат, любимый город, романтика и самые светлые надежды…
Как вдруг я вернулась на землю, почувствовав, что ко мне на колени плюхнулось что-то холодное и скользкое.
— Жаба! — разглядев, закричала я, мигом скидывая ее на асфальт.
Она грязно выругалась и вскочила опять. Я снова ее сбросила. Кажется, это не жена Яман-бабы, и не царица, поучавшая Соломона, те явно были другого вида, так что же надо этой нахалке?
— У меня тайное послание, поэтому я хотела сказать тебе на ухо, — недовольно пробурчала она. Меня передернуло, но любопытство взяло верх. — Передайте джиннии Акисе, что ее родители живы…
В тот же миг с балкона, позабыв о конспирации, вихрем слетела Акиса, ну и слух у этих джиннов.
— О Аллах! Они живы! Живы! Я знала это! Я верила! — кричала она с сияющим лицом, бросаясь обнимать меня, Мишу и попытавшуюся, но не успевшую удрать жабу.
