Двести лет вместе. Часть вторая

возможностей?» Среди таких – государственная служба. «Более всего бросается в глаза… появление значительного количества евреев советских служащих, и притом часто на весьма высоких постах»; причём «большинство еврейских служащих выходит не из еврейской массы, а из верхов еврейского населения». – Но «верхи еврейского населения при своём вынужденном переходе на советскую службу, конечно, не выиграли, а потеряли», – если сравнивать с состоянием в своих бы собственных предприятиях, «в чужих ли капиталистических или в свободных профессиях». К тому же «вдвинутые в эту [советскую служебную] иерархию, евреи должны проявлять совершенно исключительный такт, чтобы не вызвать вокруг себя зависти и неудовольствия. Массовое появление евреев-служащих, даже независимо от [их] качеств, должно было не ослабить, а усилить антисемитизм в составе служащих и в интеллигенции». И констатирует: «Еврейских служащих особенно много в комиссариатах, исполняющих экономические функции»[622].

Ларин писал попроще: «Еврейская интеллигенция пошла в то время на службу к победившей революции охотно, целыми массами», видя «доступ к закрытой прежде государственной службе»[623].

Г. Померанц, спустя 50 лет, говорит в оправдание: История «затаскивала евреев в государственный аппарат», «евреям некуда было деваться, кроме государственных учреждений», в том числе ЧК[624], – мы на это уже отозвались выше. – Да ведь и большевикам «некуда было деваться», объясняет «Еврейская трибуна» из Парижа: «почему на различных советских должностях имеются евреи»? – «потребность в грамотных и не „пьяных“ чиновниках приводит к привлечению [их] в советские канцелярии»[625].

Однако в «Еврейском мире», парижском сборнике, можно прочесть и такое: «Нельзя отрицать, что значительные части еврейской молодёжи» с большим процентом в Ней «безнадёжных неудачников», «социально и культурно развинченных элементов… были втянуты в большевизм внезапно открывшимися соблазнами власти, карьеры – для одних, «мировой пролетарской революции» – для других, и… смесью авантюристического идеализма с жестковатым делячеством – для третьих» [626].

Разумеется, не все были «втянуты в большевизм». Была и мирная еврейская масса, которую революция смяла. Но жизнь в бывшей черте не была на глазах у всего народа. А была перед глазами та атмосфера, которую выпукло рисует М. Хейфец: «Нагловатые, самоуверенно-довольные, распевали взрослые евреи на „красных праздниках“ и свадьбах: „там, где сидели цари и генералы, теперь сидим там мы, они сидят под нами“[627].

Но – какие «мы»? непременно идейные большевики? Нет, власть дала приглашение и «миллионам жителей гнилых местечек, старьёвщикам, корчмарям, контрабандистам, продавцам сельтерской воды, отточившим волю в борьбе за жизнь и мозг за вечерним чтением Торы и Талмуда», она им «предложила переехать в Москву, Петроград, Киев, взять в свои нервные, быстрые руки всё, выпавшее из холёных рук потомственной интеллигенции, – всё, от финансов великой державы до атомной физики, от шахмат до тайной полиции. Они не удержались от Исавова соблазна, тем более что в придачу к чечевичной похлёбке им предложили строить «землю обетованную»… сиречь Коммунизм»[628] .

Да, «было еврейское очарование идеей, были еврейские иллюзии, что это «их» страна»[629]. – Многие евреи вовсе не кидались в вихри революции и не обязательно вступали в партию большевиков, но общий национальный фон был: сочувствие к большевикам и надежда, что теперь жить будет несравненно лучше. – «Большинство евреев встретило большевицкую революцию не со страхом, а с искренностью»[630]. – Так настроены были и евреи Украины и Белоруссии, «составившие заметную силу в борьбе против украинского и белорусского влияния» в пользу московского централизма (начало 20-х годов)[631]. И, по свидетельству о настроении «преобладающей части еврейского общества» в 1923: «большевизм „наименьшее“ зло, уйдут большевики – нам ещё хуже будет, – таковы итоги этого настроения в умах, политически незрелых»[632]. Теперь ведь «еврей может быть командующим армией»! – «Этой добродетели достаточно, чтобы бесчисленные евреи стали сторонниками коммунистической власти»; «большевицкий распорядок представляется блестящей победой равенства, а полного уничтожения свободы не замечают»[633].

История уже начавшихся тогда тюремно-лагерных преследований социалистов в СССР обнаруживает, сколь большое число евреев-социалистов удержалось от эмиграции после революции, никак не предполагая всей кровожадности нового правительства. – А ведь уже и тогда советское государство было такое же несправедливое, безжалостное, как и в 1937 или 1950, – но в Двадцатые оно не вызывало в широких кругах еврейства отвращения или противоборства: не против еврейства направлено было главное остриё.

Когда Лесков в докладе Паленской комиссии опровергал одно за другим предполагаемые последствия русскому населению от свободного распространения евреев по всей России, – он, разумеется, и предвидеть не мог такой ситуации, как советские Двадцатые годы – столь обильное и властное участие евреев в государственном управлении, в административно-хозяйственном руководстве и направлении культуры.

Однако революция изменила весь возможный ход событий, и мы не можем представить, как пошло бы развитие без неё.

Но когда в 1920 году петроградский профессор античной истории Соломон Лурье обнаружил в советской интернациональной коммунистической России – вдруг да опять антисемитизм? – он нисколько не удивился, напротив, нашёл, что «ход событий… блестяще подтвердил верность сделанных [им] прежде выводов», а именно: «причина антисемитизма лежит в самих евреях», – вот и сейчас, «несмотря на полное отсутствие официальных еврейских ограничений, антисемитизм вспыхнул с новой силой и достиг такого расцвета, какого нельзя было и представить себе при старом режиме»[634].

Тот прежний российский (точней сказать, малороссийский) антисемитизм прошлых веков и начала XX – ведь правда же сдут с лика страны октябрьским ветром, вместе с семенами сдут решительно, как всё, что делала революция. Те, кто состоял в Союзе русского народа, шёл с хоругвями громить еврейские лавки, требовал казни Бейлиса, охранял по усердию трон, и все из городского мещанства, кто был возле них или похож на них, или подозревался в том, – те тысячи уже расстреляны или заперты в лагеря. У русских же рабочих и русских крестьян никакого антисемитизма до революции не было, об этом свидетельствовали и все революционные вожди. А русская интеллигенция – была даже и горячо сочувственна к утеснённым евреям. И детей послереволюционных лет воспитывают только в интернациональном духе.

И – откуда же вновь этот заклятый антисемитизм? Лишённый всякой силы, дискредитированный и раздавленный окончательно, – откуда он опять?

Мы уже писали, каким удивлением было и для русско-еврейской эмиграции узнать о неубитом антисемитизме в СССР, когда в 1922 её известили о том только что прибывшие из РСФСР несомненные социалисты Е. Д. Кускова и С. С. Маслов.

Кускова напечатала статью в «Еврейской трибуне»: что антисемитизм в СССР – не выдумка, «что сейчас