1808 Император распорядился приостановить статью, запретившую евреям аренды и винные промыслы, и оставить евреев на местах «до дальнейшего впредь повеления»[185]. Тут же (1809) был учреждён новый «Комитет сенатора Попова» для изучения круга еврейских вопросов с рассмотрением ходатайств еврейских депутатов. Этот комитет «признал необходимым „решительным образом“ прекратить предпринятое выселение, сохранив за евреями право на аренды и на торговлю водкой»[186]. Комитет работал три года, представил свой доклад Государю в марте 1812. Александр I не утвердил доклада: он и не хотел подрывать значение прежнего решения и не утерял побуждение действовать в защиту крестьян: «он готов был бы смягчить меру выселения, но никак не отказаться от неё»[187]. – Однако вот уже грянула и большая война с Наполеоном, затем европейская, интересы Александра перенеслись – и уже никогда «выселение более не предпринималось в виде общей меры для всей черты оседлости, а лишь как частные распоряжения в отдельных местностях»[188].
Во время войны, согласно одному источнику: евреи были единственными жителями, которые не бежали от французской армии ни в леса, ни вовсе прочь; вокруг Вильны: отказались подчиниться наполеоновскому приказу вступать в их армию, но фураж и провиант поставляли им беспрекословно; однако местами потребовались и насильственные поборы[189]. Другой источник, сообщая, что «еврейское население сильно пострадало от бесчинств солдат Наполеона», «было сожжено много синагог», говорит и шире: «Большую помощь оказывала русским войскам во время войны так называемая „еврейская почта“, созданная еврейскими торговцами и передававшая информацию с невиданной в то время быстротой („почтовыми станциями“ служили корчмы)»; даже «евреев использовали в качестве курьеров для связи между отрядами русской армии». Когда же возвращалась русская армия, «евреи восторженно встречали русские войска, выносили солдатам хлеб и вино». Тогда ещё великий князь, будущий Николай I записал в дневнике: «Удивительно, что они[евреи] в 1812 отменно верны нам были и даже помогали, где только могли, с опасностью для жизни»[190].
Известен эпизод, как в ключевой момент французского отступления через Березину местные евреи сообщили русскому командованию ожидаемое место переправы. Но это была удавшаяся уловка генерала Лорансэ: он уверен был, что евреи донесут это сведение русским (а французы переправились, разумеется, в другом месте)[191].
С присоединением к России после 1814 и центральной Польши – присоединилось ещё и более 400 тысяч евреев, и еврейская проблема становилась для российского правительства только ещё настоятельней и сложней. В 1816 Государственный совет Царства Польского, жившего во многом как бы отдельной государственной жизнью, постановил начать выселение евреев из деревень, разрешая евреям оставаться лишь для прямого земледельческого труда и без помощи христиан. Но (по ходатайству варшавского кагала, мгновенно достигшему Государя) Александр распорядился оставить евреев на местах и в Польше, – разрешив торговать и водкой, лишь с единственным запрещением: торговать ею
Правда, в сенатских Правилах 1818 г. снова были такие параграфы: «Уничтожить разорительную для крестьян экзекуцию со стороны владельцев, за неотдачу еврейских долгов, отчего крестьяне принуждены бывают продавать последнее своё достояние… Евреям, арендующим корчмы, не позволять давать крестьянам в рост деньги, на веру вино и забирать у них за сие скот или что другое, необходимое крестьянину»[193].
Как характерно для всего царствования Александра, последовательности в принимаемых мерах не бывало; правила возглашались, а не возникало действенного контроля за их исполнением. Также, например: «уставом 1817 года о питейном сборе в великорусских губерниях евреям было запрещено там винокурение, однако, уже в 1819 г. запрет был отменён», – «впредь до усовершенствования русских мастеров в винокурении»[194].
Разумеется, искоренение еврейских винных промыслов из сельской местности Западного края упиралось в противодействие польских помещиков, корыстно заинтересованных, – а российское правительство тогда ещё не смело действовать против помещиков. Однако в Черниговской губернии, где не было векового укоренения помещичье-еврейского винного промысла, – его удалось прекратить в 1821, когда губернию постиг неурожай и губернатор донёс, что «евреи содержат в тяжком порабощении» казённых крестьян и казаков»[195]. В 1822 осуществили эту меру и в Полтавской губернии; в 1823 – частично расширили запрет на Могилёвскую и Витебскую. Но дальше эти меры были остановлены усиленными ходатайствами кагалов.
Итак, борьба с винными промыслами путём выселения евреев из деревень – по сути за всё четвертьвековое царствование Александра I не сдвинулась.
Однако винокурение было не единственным видом аренды у помещиков в черте оседлости. Арендаторы брали на откуп и отдельные отрасли хозяйства, отдельные угодья, где мельницу, где рыбную ловлю, где мосты, а то и целиком имения – и тогда под аренду попадали не только сами крепостные крестьяне (такие случаи с конца XVIII в. участились[196]), но даже и «хлопские церкви», то есть православные храмы, как сообщает ряд авторов – Н. И. Костомаров, М. Н. Катков, В. В. Шульгин. Те храмы, входя в состав имения, считались личной собственностью католиков-помещиков, и «в качестве арендаторов евреи считали себя вправе взимать деньги с посещающих храм и с совершающих требы. Чтобы окрестить, обвенчаться или похоронить, надо было получить разрешение „жида“ за соответственную мзду»; «малорусские исторические песни наполнены горькими жалобами на „жидiв-орендарiв“, угнетавших население»[197].
Российские правительства уже давно имели в виду эту опасность: чтобы права арендаторов не распростирались на личность крестьянина и прямо на его труд, «чтобы евреи не пользовались личным трудом крестьян и чтобы путём аренды они, как нехристиане, не владели вообще крепостными христианами». И это запрещалось последовательно: указом 1784, сенатскими постановлениями 1801 и 1813: чтобы «евреи деревнями и помещичьими крестьянами ни под каким названием и наименованием отнюдь не владели, не распоряжались»[198].
Однако изобретательность и евреев и помещиков на том не отказала. К 1816 году Сенат обнаружил, что «евреи изыскали способ владения под названием крестенций», то есть по условиям с помещиками снимать «с полей посеянный крестьянами их… хлеб и сено, который те же крестьяне должны вымолотить, свозить к винокурням, у евреев же на аренде состоящим, и смотреть за волами, на корм[к крестьянам] поставленными, притом давать евреям рабочих и подводы… евреи вполне таковыми имениями распоряжаются… вместе с тем и помещики, получая от них выгодную за имения аренду, под названием крестенций, запродают евреям весь будущий урожай, в полях их засеянный: почему заключить можно, что упомянутым средством подвергают крестьян своих голоду»[199].
Сдаются в аренду как будто не сами крестьяне, а только «крестенция» – а результат тот же самый.
Но и, несмотря на все запреты, практика «крестенций» гибко продолжалась. Запутанная сложность была и в том, что многие помещики и сами попадали в долги к своим арендаторам-евреям, получали от них деньги под залог своего имения, – вот евреи и распоряжались тем имением и трудом крепостных. Но когда в 1816 Сенат «постановил отобрать у евреев имения», он предоставил им же самим заботиться о возврате одолженных сумм. Кагальные депутаты тут же принесли всеподданнейшую просьбу об отмене этого распоряжения – и главноуправляющий духовными делами иностранных исповеданий кн. А. Н. Голицын
