– Семизвездья, – ехидно улыбнулась Лидия. – Это редкая древняя книга, написанная Брюсом. И уточнила: – Не Брюсом Ли и не Брюсом Уиллисом… – Теперь издевка стала откровенной.
«Интеллигенция, мать ее!» – выругался Вадим про себя.
– Я, представьте себе, знаю, кто такой Яков Виллем Брюс, – бросил он. – По истории в школе у меня все же были «пятерки», и книги я иногда читаю. Как там бишь у Александра Сергеевича: «И Шереметев благородный, и Брюс, и Боур, и Репнин…»
Скосив глаза, с удовлетворением заметил, что свидетельница была, что называется, сражена наповал. Таки удалось ему пробить ее деланую невозмутимость. Ну не мытьем, так катаньем.
– Так что насчет Семизвездья?
– Видите ли, майор, – откинулась Лидия в кресле. – Признаться, не уверена, но Георгий искал эту книгу последние несколько месяцев. Я не знаю подробностей… Собственно, и узнала-то об этом случайно. Когда он мне это рассказал, то был слегка навеселе и… как бы это сказать… размяк, как бывает с мужчинами в постели. – Она мило, но многозначительно улыбнулась. – И при этом добавил, что дело может быть опасным. Вот, больше ничего сказать не могу. У меня железное правило – не влезать в дела, которые меня не касаются.
Немного помедлив, леди Ровена неожиданно добавила:
– Впрочем, возможно, Варвара Озерская могла бы вам рассказать что-либо?
– Откуда вы знаете Варвару Озерскую?! – встрепенулся Савельев.
– Ну, – на губах Лидии вновь возникла самодовольная усмешка, – вы, может статься, этого не знаете («Да где уж тебе?!» – читалось ее глазах.), но среди журналистской братии она, пожалуй, единственная, кто пишет о магии и магах всерьез. Я свободна?
– Да, пока, – выделил последнее слово Вадим. – И если вам потребуется куда-то уехать из города, обязательно нас предупредите.
– Тогда всего доброго.
«Упечь бы тебя, стервочка, на сорок восемь часов до выяснения личности! – раздраженно подумал он. – Жаль, что не те времена!»
Ну ладно, может, общение с Варварой будет более приятным.
Какой там у нее адрес?
Или не присылать повестку, а вызвать по телефону?
А то и самому наведаться по месту проживания?..
Глава 6
ОПИСАНИЕ УТРЕННЕЙ ЗАРИ
Новая ода слагалась споро да ладно. Прохор одобрительно покряхтывал у себя в клетке, отбивая в такт особенно звучным слогам клювом о прутья.
Чем дальше от столицы, тем вольнее дышала грудь. И даже рука не тянулась к стакану. Ежели что и пил, так только чай да кофе. И не потому, что в кармане было пусто. Как раз наоборот. Чувствовал себя настоящим Крезом. Пять целковых от Тауберта, десять от Шувалова да еще тридцать Прохорова пенсиона – почитай, его годовое жалованье копииста.
Сначала не хотел брать с собой таковые-то деньжищи. Подумал, что лучше бы отложить немного да отдать верному человеку на сохранение. А то поиздержится в дороге, вернется в Петербург и опять, что ли, класть зубы на полку или идти побираться по друзьям-приятелям-знакомцам? Но потом рассудил, припомнив невнятные намеки его сиятельства, что в В-де все наличные средства могут пригодиться.
Что-то подсказывало, что поездка будет трудненькой.
Ну насчет старинных летописей сомнений не было. Вез с собой письма, адресованные В-скому архиепископу Варсонофию и подписанные лично президентом Академии Разумовским. Граф настоятельно просил владыку споспешествовать в благородном деле во славу отечественной науки. Все рукописи надлежало изъять под расписку гарантией безусловного возврата оных, по истечении в них нужды, законному владельцу. Святые отцы хоть и прижимисты, но против воли младшего брата любимца государыни открыто восстать не посмеют.
А вот что до прочего…
Легко ль сказать: присмотрись. А к чему? Что это за слухи такие, что заинтересовали Тайную канцелярию?
Попробовал разведать еще в Северной Пальмире, но по всем статьям получил афронт. Никто ничего не ведал.
Или предпочитали держать язык на привязи?
Немудрено. По столице прокатилась волна арестов, связанных с делом Бестужева. Канцлер упорно не хотел сознаваться в каких-либо винах. Твердил, что чист перед императрицей как Божия слеза. Елизавета Петровна отчего-то бывшему канцлеру не верила, и Шувалов рыл носом землю в поисках улик.
До В-ды оставался еще день пути.
Дорога лежала через знаменитые В-ские леса.
Откинув полог кибитки (благо день выдался теплый, не задувало, да и вообще в воздухе уже явственно пахло весной), Иван любовался великостью природы российской.
Выросши на брегах Финского залива, он привык к несколько иному пейзажу: песок, да сосны, да безбрежность голубовато-серого летом и стального весной и осенью моря. Здесь же было совсем не то.
Кряжистые дубы-великаны грозились узловатыми ветвями. И без листьев они впечатляли, а каково-то посмотреть, когда приоденутся зеленым убором. Небось у тоненьких соседок-березок сердце замирает в сладкой истоме при взгляде на мужественных властителей леса. Эвон, и сейчас ластятся, так и норовя прильнуть к широким грудям дубов. Вот же неуемное женское естество.
Прохор тоже исподтишка наблюдал за натурой. Внезапно нахохлился, закряхтел.
В чем дело?
Ага, рыжую хитрюгу высмотрел. Пушистый лисий хвост мелькнул вымпелом и скрылся за ближайшей осиной. Чай, вышла на мышиную охоту кумушка. А тут люди, как назло, помешали. Ну извини, Патрикеевна, не хотели, так уж вышло.
– Может, перекусим? – вопросил он ворона.
Пернатый оживился.
– Пер-рекусим! Пер-рекусим!
Из съестной коробки Иван извлек ломоть вареной говядины, краюху хлеба, кус сыру и флягу с квасом. От хлеба и мяса носатый питомец категорически отказался, а вот сыр прямо-таки выхватил из рук хозяина и тут же принялся склевывать.
– Сыр-р сыр-рок отобр-рали у сор-рок!
– Ну барин, и бедовая же у тебя птаха! – захихикал на облучке ямщик. – Точно человек, все понимает!
– Это еще что! – загордился похвалой птахе парень. – Он еще и загадки загадывать мастер.
– Загадки? – не поверил мужичок. – Быть такого не могет!
Прохор от возмущения чуть не подавился лакомством. Прочистил горло и загрохотал:
Умолк, давая ямщику возможность отгадать. Тот чуть с облучка не слетел от лихости стишка. Потом почесал рукой затылок и боязливо начал мямлить:
– Так оно это… то самое… причинное…
– Пр-росольный огур-рец! – закончил ворон, пока человек не осрамил уста неприличным словом.
– Огурец? – опешил детина. – А ведь верно, подходит! Матушки-светы, просольный огурец! Xa-xa-xa! O-xo-xo!
Кибитку затрясло, заметало из стороны в сторону.
– Эй! – прикрикнул на весельчака Барков. – Ты за дорогой-то приглядывай!
