– Когда он расспрашивал вас о ваших предках?
– Угу. Собственно, это было как будто интервью со мной. Я даже сперва решила, он меня собирается, – Варя усмехнулась, – немножко в постель затащить. Как раз тогда он и предложил мне должность пресс- секретаря. Но потом разговор как-то плавно перешел на моих предков…
– А зачем они ему понадобились, не знаете? – спросил Вадим.
– Не знаю! – бросила она с легким раздражением. – И даже никаких догадок нет. Он что-то говорил, будто я ему напоминаю портрет какой-то знаменитой предсказательницы пушкинских времен. Даже спросил, нет ли у меня в роду чародеев? А я ему еще сказала, что этого быть не может.
– Почему? Мало ли как жизнь могла сложиться. Вот, например. – Савельев показал на картину. – Чем не колдунья? Взгляд у нее, скажу я вам…
– Ну-у, товарищ майор… – лукаво улыбнулась Варвара. – Она жила задолго до рождения Александра Сергеевича. К тому же моя семья приехала в Россию только в семидесятые годы. – И увидев недоуменно поднявшиеся брови Вадима, уточнила: – Позапрошлого века, девятнадцатого. Откуда-то из Германии.
Следователь недоверчиво прищурился. Не угадывалась в Озерской кровь тевтонов. Скорее венгерская или румынская.
– Да, вот такие дела. Материал я сделала, но что-то он «Новостям» не глянулся: сказали, надо его доработать. Сенсационности подпустить, что ли. И тут Монго вдруг позвонил как раз за день до… смерти и пригласил меня утром явиться, чтобы взглянуть на нечто любопытное.
– Что?
– Он не сообщил. Сказал лишь, что это связано с моими пращурами.
Вадиму внезапно почудилось, что Варя в этот момент как-то напряглась, словно выдала что-то, прежде скрытое.
– А когда он звонил? В смысле, в котором часу?
– Часов, может, в девять вечера… или в десять, я уже не вспомню.
То есть за пару часов до убийства, отметил сыщик.
– Это имеет какое-то значение?
– Может, да, а может, и нет.
«Мутная история», – подумал Вадим.
Хотелось прояснить еще один вопрос.
– Простите мою некомпетентность. Но что это за «Ода Семи звездам», о которой вы упоминали у Стрельцова?
Варя закусила губку и покраснела.
– Вы знаете, кто такой Барков? – начала нерешительно и заалела еще гуще.
Майор кивнул.
Как-то в разгар гласности и перестройки, когда стали печатать все и вся, он приобрел небольшую книжицу под названием «Девичья игрушка, сочинения Ивана Баркова». Да еще и притащил ее на работу. А когда раскрыл и пролистал пару страниц, то волосы стали дыбом. Потом целый день следил, чтобы, не дай бог, книжка не попала в руки начальству. Глядишь, уволили бы подчистую за «хранение и распространение порнографии». Таких матерных загибов, какие употреблял поэт просвещенного XVIII века, Савельеву не случалось слышать даже от закоренелых преступников, речь которых отнюдь не отличается изяществом выражений.
Выбрасывать томик не стал, пожалел потраченного червонца. Принес домой и засунул куда-то во второй или третий ряд книжного шкафа.
– Ну «Лука Мудищев» там… – проявил свою эрудицию и внезапно почувствовал, что тоже краснеет.
– Ой, что вы! – всплеснула руками Озерская. – Да какой же это Барков?! «Лука» написан гораздо позже, уже в девятнадцатом веке. А Барков скончался в тысяча семьсот шестьдесят восьмом году. Кстати, тоже при невыясненных, весьма туманных обстоятельствах. Вроде бы покончил жизнь самоубийством. Причем в некоем пикантном месте – то ли в борделе, то ли в нужнике… Однако существует версия, что это было хорошо спланированное политическое убийство…
– Политическое?
– Да. Но не важно. Итак, главным сочинением Баркова является нецензурный сборник «Девическая игрушка» распространявшийся преимущественно в рукописном виде. Печатать такое не решались.
– Понятное дело.
– Тем не менее у многих почтенных отцов семейства в заветном ящике имелась копия сборника, который они читали тайком от домочадцев. Таких копий, дошедших до нас с тех времен, существует более трех десятков. Из них авторитетными, то есть написанными при жизни Баркова, считаются около пятнадцати. Произведение, озаглавленное как «Ода Семи звездам», встречается лишь в одном.
– Так вот почему Стрельцов утверждал, что эта ода – фальшивка, – догадался следователь.
– Кто знает? – загадочно молвила девушка. – Нужна текстологическая экспертиза. Главная проблема в том, что этот сборник находится в частном собрании. Да еще и за пределами России.
– А в чем там суть? Каким боком это стихотворение соотносится с интересующей нас «Книгой Семизвездья»? Только созвучьем названий?
Озерская задумалась.
И в этот момент, как в плохих фильмах, зазвонил мобильник.
– Да? – бросил майор в трубку. – Да, Стас! Что-о?! Ты там? Жди, выезжаю. И вызывай ребят!
– Что-нибудь случилось? – вскочила с места Варвара.
– Случилось… – процедил Вадим. – Убийство свидетеля.
Глава 12
САТИРА НА САМОХВАЛА
Этот странный дар появился у него еще с малолетства.
Бывало, прищурится да глянет на кого…
И словно щелкнет что в голове.
И обычные вещи вмиг приобретут сверхъестественные очертания. Например, платяной шкаф становится пузатым двуглавым великаном, готовым слопать всех, кто к нему ни подойдет. Черепаховый гребень оборачивается ратью копейщиков, а колодец – бездонной дырой, из которой вот-вот полезут черти.
Прознав о такой напасти, приключившейся с его чадом, отец Семен вначале переполошился. Посадил на строжайший пост всю семью и стал проводить молебен за молебном, пытаясь искупить грехи тяжкие и отогнать наваждение бесовское.
Когда не помогло, попробовал более действенное средство. Вместе с сыном отправился пешком в Александро-Невскую лавру, чтоб испросить у святого князя милости. Облили слезами гроб с честными мощами. Однако и это осталось втуне.
Тогда иерей решил, что недурно бы сходить к бабке. Вдруг это у Ванятки с головою нелады? Всяко бывает. Сглазил ли кто или продуло ветром.
Бабка попалась сильная да умелая. Напоила ребенка каким-то отваром, пошептала над ним (батюшка потом все бил перед иконами поклоны, отмаливая провинность). И словно рукой сняло…
Оно, конечно, ничего никуда не делось. Просто Ваня смекнул, что не следует тятеньку с сестрицей почем зря своими придумками беспокоить. Отмалчивался, и вся недолга.
Только стал разуметь непонятные для всех прочих слова, которые все повторял появившийся в их доме ученый ворон: «Очи береги!»
Да, необычные свойства собственных глаз были для парня и радостью, и мукой.
Отрадой потому, что с этими чудными виденьями жизнь была ярче, интереснее. Никто вокруг не видел того, что открывалось зрению Ивана. Видеть тайную суть вещей – кто из людей не отдал бы за этот дар великие богатства мира?
Особенно стал ценить сей талант, когда к нему стала являться муза поэзии. Дивные, феерические образы переполняли воображение и просились на бумагу. Только успевай макать перо в чернила.
Пытка же заключалась в том, что сразу после очередного видения Иванову голову начинала терзать
