Сфинксу. От этого-де зависит судьба всего их предприятия.
Решай амазонка одна, ни за что не стала бы слушать расхныкавшегося пацана. Мало ль кому что во сне привидится. Ей, например, тоже в последнее время всякая жуть мерещится. Рассказать стыдно. Даже родной сестре. То вдруг Стир грезится, в своем
Не иначе как последствия танисской драки сказываются. Заокеанский целитель, конечно, знал свое дело. И все же порой столь искусно залеченные им раны давали о себе знать. По-хорошему не мешало бы отлежаться. Да где тут при такой-то кочевой жизни.
Но решали все вместе. И леший с Орландой дружно встали на сторону Кара. Будря, как человек, связанный присягой, повздыхав да поохав, присоединился к ним. Против были Орландина и Эомай. Голоса же Стира и Хемуасета разделились. Рапсод высказался за вариант с рекой, а царевич выбрал пустыню. Трое против пяти.
И что? Ползут себе песками, изнывая от жары. А где она, эта пресловутая Фортуна? Ау, аушечки!
Орландина никогда не жаловала пустыню. Испытывала к ней какую-то подсознательную неприязнь. Словно было у нее в прошлом нечто жуткое, связанное с такими же бескрайними песками.
Что в них хорошего? Унылый, однообразный пейзаж. Ни кустика, ни травинки. Не на чем глаз остановить.
А Орланда радуется, как новой игрушке или платью. И Кар вместе с ней. Смастерил лук и вообразил себя охотником на львов. Но подстрелил покамест одну толстую ящерицу, не успевшую улизнуть от мальчишки. Герой!
Ей в руку ткнулась шершавая морда.
– Чего тебе? – повернулась к рапсоду амазонка и обмерла.
В зубах длинноухий держал… цветок. Самый настоящий. Чахленький, блеклый, и притом дивно пахнущий.
– Это мне? – Орландина почувствовала, что краснеет.
Надо же. А все мерзкие сны. Стир кивнул.
– Где ж ты его раздобыл? – поднесла цветочек к носу воительница.
– Ваал унюхал, – кивнул ослик на сидевшего у него на загривке кусика. – У него такой нос, что любой сторожевой собаке впору позавидовать.
– Спасибо вам обоим, – искренне поблагодари ла девушка, погладив пушистика и потрепав за ухо ишачка.
Некоторое время они молча шли бок о бок.
– Стир, а ты вообще можешь закрыть уши? – вдруг поинтересовалась прознатчица.
– Это как?! – поразился осел.
– Ну, чтоб не слышать того, о чем я хочу спросить твоего… мм… Хемуасета?
– Не знаю, – признался рапсод. – Не пробовал.
– Спрашивай, – почти сразу послышался
– Я бы хотела кое-что узнать, – замялась Орландина. – Личное… Не мог бы ты мне помочь?
– Смотря в чем.
– Жив ли мой супруг, Клеор из Сераписа? – выпалила, решившись.
Некоторое время осел молчал. Его глаза закрылись. Казалось, что он спит на ходу. Орландина уже подумала, что так и есть, и разочарованно махнула рукой.
– Ничем порадовать тебя не могу, воительница, – печально молвил Хемуасет. – Сожалею, но его имя занесено в Книгу Мертвых…
– Как, когда, где?! – затормошила длинноухого амазонка.
На них даже оглядываться стали. Что там между ними произошло?
– Не знаю, – покачал головой Хемуасет. – Я не в состоянии видеть так глубоко. Могу только заглянуть в свиток, где записаны имена усопших.
Орландина понурилась. Не то чтобы она не поверила египтянину на слово. Наоборот. Однако весть еще нужно было обдумать, осознать и свыкнуться с нею. В мгновение ока стать вдовой – это не шутка.
– Что это там, впереди? – сказал осел уже Стировым голосом.
– Где? – глянула и она.
Группа всадников, несущихся навстречу их отряду. Клубы песка, вздымаемого копытами.
Кар оценивающе рассматривал хвостатую тварь.
Эта была еще крупнее той, которую юный тартессит подстрелил недавно. Почти настоящий крокодил! Локтя два с половиной в длину, не меньше. Развалилась на вершине бархана и дразнится.
Вон, высунула язычище. И хвостом этак небрежно туда-сюда.
Сейчас мы тебе спеси-то поубавим.
Юноша огляделся.
Его спутники остались далеко позади. Он намеренно вырвался вперед, чтобы поупражняться в стрельбе из лука. Когда еще такая возможность представится?
В Тартессе ему охотиться не разрешали. Говорили, что мал еще. Да и неспокойно было в государстве. Не ровен час, сам дичью станешь. Дражайший дядюшка Аргантоний так и норовил подослать наемных убийц.
Правда, царский воспитатель, Эргион Ушбар, как-то предложил Кару поохотиться в дворцовом зверинце, но мальчик отказался. Недостойно царя убивать животных
То ли дело сейчас.
Тут они с ящерицей на равных. Кар может промахнуться, а рептилия вольна убежать.
Конечно, достать ее он запросто сумеет.
Благодаря своей родовой магии.
Нужно просто глянуть на противника особым образом и произнести несколько напевных фраз на старом языке. Но так неинтересно. Не по-мужски.
А Кару очень хочется поскорее стать мужчиной.
Чтобы
Нет, в Орланде положительно пропадает прирожденный учитель. Но то ли ему от нее надо?!
Ведь он готов придушить любого, кто осмелится обидеть девушку. Или сам умереть по первому ее слову.
Неужели Ланда ничего не замечает?
Да где уж ей. Кроме своего разлюбезного Эомая, она никого вокруг не видит. А что в нем особенного?
Ну, ростом высок. Так и Кар со временем вытянется. В его роду все мужчины были статными. Достаточно взглянуть на портреты и статуи предков, чтобы сразу понять – это настоящие герои, воины.
Мускулы стальные? С этим у царя, конечно, проблемы. Хлипковат малость. Где ему было накачать мышцы за государственными заботами. Но и это поправимо. Что ж, зря он с Варениксом советовался? Леший ему такие упражнения показал, что у Кара скоро вырастут целые горы и валуны, а не мускулы.
Умом и речами взял? Как на взгляд царя, так разум у Мечехвоста очень даже посредственный и односторонний, а оратор из рыцаря так и вовсе никакой. Естественно, для воина не это главное, и все же…
Так в чем же дело?
Или это его возраст помеха? Но у них с Орландой всего-то и разницы пять лет.
Ох уж эта непонятная и загадочная женская натура.
Кар медленно прицелился в ящерицу. Снова оглянулся. Где там
Юноше очень хотелось, чтобы Орланда стала свидетельницей его выстрела, оценила его ловкость и мастерство.
