не на якорях, а на шашках'. Тут лейтенант окончательно всех привел в шоковое состояние — он предложил 'перестрелять любых троих офицеров'… Ржевский вскочил и заорал, что он сам сейчас кое-кого пристрелит, без формальностей. А остальные, более трезвые члены компании, стали пытаться утихомирить спорщиков.
Тут лейтенант извинился и объяснил, что именно он имел в виду. Оказывается, он предлагал пострелять по бутылкам. Трое господ офицеров по сигналу стреляют по одной бутылке, а он по трем. Суть пари — если он свои три бьет быстрее, чем Ржевский сотоварищи одну — счет за всю компанию оплачивают они, в противном случае он. Серж, да и ваш покорный слуга, обрадовались возможности наказать наглого морячка. Третьим стал некий поручик, крепостной минер. Он весь вечер зыркал на лейтенанта и ворчал, что его приятеля зря наказали за какие-то там батареи, контакты и прочую их минерскую заумность, ни мне, ни тем более тебе, душа моя, не интересную.
Ну кто мог ожидать такой прыти от морского офицера, что и наган-то в руках держит раз в год? По сигналу он упал на спину и, перекатываясь по полу, стал палить из ДВУХ револьверов!! Причем лично я так засмотрелся на его кульбиты и столь упорно пытался понять, откуда и когда он выхватил оружие, что просто впал в ступор и забыл вытащить свой револьвер. Серж с минером стреляли, но большинство присутствующих в один голос заявили, что лейтенант попал первым по всем трем бутылкам. А он, встав с пола, невозмутимо предложил повторить с любыми другими стрелками, но уже по бумажным мишеням.
Дружной толпой мы вывалились на пустырь за 'Ласточкой', реквизировав на мишени старые театральные афиши. Я в этот раз подавал сигнал, Серж опять был среди стрелков. На этот раз, кто попал первым, сказать было сложно, но вот когда мы подошли к мишеням, Серж и двое других стрелявших покраснели. Нет, в их афише тоже были три дырки от пуль — в животе, на правой руке и в бедре тенора. Но вот три мишени лейтенанта… Когда он успел прострелить каждую дважды, не понял никто, хотя зрителей было с пару дюжин. Но это пол беды — каждый певец на каждой афише имел по пробоине в области сердца и в голове! И опять же — все это в падении и, как выразился лейтенант, 'в перекате'… На наши вопросы — где это на флоте учат так стрелять — лейтенант отшутился старыми семейными традициями и дядей- полковником, что с детства его гонял со всеми видами оружия.
Но Серж существо неугомонное. Все, даже минер, уже признали первенство лейтенанта и смирились с перспективой оплаты счета, но он… Черт его дернул сказать, что стрельба — это ничто по сравнению с фехтованием. Хитро усмехнувшись, лейтенант предложил повторить в том же составе на тех же условиях — ножнами, трое против одного до первого касания. Серж потом неделю щеголял с синяками на плече и поперек спины — одного раза ему опять не хватило. Самое смешное — что счет все же оплатил лейтенант и пригласил всех желающих навестить его завтра в паровозном депо, где он обещал дать всем желающим уроки стрельбы, и показать еще кое-что интересное.
В общем, не буду тебя забалтывать малоинтересными тебе деталями, но теперь мы с Сержем служим в железнодорожном бронедивизионе флота 'Варяг' под началом того самого лейтенанта, товарища Василия Балка. С товарищами — это еще более интересная история — так теперь называют друг друга те, кто участвовал в настоящем деле. Если даст Бог, то по возвращению из этого плавания на крейсере, куда сегодня отбываем мы с Сержем, так будут обращаться и к нам.
Ну а если не повезет, и не суждено мне вернуться — помни, я тебя люблю сильнее, чем можно вообразить.
Всегда твой — Виктор Ветлицкий.
Глава 10. На земле. На сопках Маньчжурии
Квантун. Май — июнь 1904 года.
— Да, господа, Куропаткин и вправду произвел на меня странное… не побоюсь даже сказать — неприятное впечатление… — изрек после некоторой паузы Михаил, — с одной стороны, конечно, ни в знаниях, ни в профессионализме ему отказать нельзя, но все эти вздохи и логические построения на тему предопределенности Порт-Артурской крепости как точки отвлечения японских сил от главного театра… Честно говоря, Василий Александрович, если бы Вы не вмешались, я мог и не сдержаться, ей Богу!
Вы правы, хорошо хоть Штакельбергу он приказ дал… С другой стороны, куда бы он делся теперь против прямого приказа Алексеева. Его подчиненность наместнику как главнокомандующему на театре государем еще 15-го числа подтверждена окончательно. Жаль, конечно, что Евгений Иванович лично выехал во Владивосток обсуждать вопросы форсированного строительства объектов судостроения, судоремонта и применения новой начинки для снарядов, но что поделаешь…
Да и то сказать, если бы не телеграмма брата, хотел ведь задержать нас в Мукдене… Ну, каков красавец этот господин Куропаткин?! МЕНЯ задержать!!!
— Михаил Александрович, а что Вы, собственно хотели? Вы ему под Артуром — только лишняя головная боль и помеха. А случись что с Вами — так вааще… Тем более, что вся наша бронезатея им тоже воспринята без энтузиазма.
Верно ведь сказал кто-то из наших старых генералов: 'Куропаткина — главнокомандующим? А Скобелевым при нем кого?' У него же на лице написано — мой план войны гениальней чем у Кутузова и не вашего 'великого' ума дело! А уж тем более какого-то недоразвитого морского…
Сидевший напротив Великого князя и Балка кавторанг Русин улыбнувшись проговорил:
— Да уж, Василий Александрович, это Вы верно подметили! Вас этот великий полководец даже в лупу не различил бы в упор. Как, практически, и меня, грешного. Сдается мне, что весь труд по копированию для Куропаткина и его штаба моего доклада о состоянии японской военной экономики и прочем… Так… Напрасная трата чернил. Все что выведали и узнали в Японии я и мои друзья, некоторые с риском для жизни, кстати, — все это пустяки в сравнении с ЕГО пониманием противника, которое сложилось во время посещения нашим министром Японии по приглашению Оямы.
Что же до его планов, то все предельно понятно. То есть — отступать могу хоть до Урала — Москвы- то за спиной нет. Буду сокращать свои коммуникации, а японцы растягивать. Буду изматывать их в оборонительных боях, а если еще и Артур в осаду возьмут и под ним завязнут подольше — вообще прекрасно! Скоплю сил — чтоб вдвое-втрое побольше солдатиков, а потом и прихлопну япошек не раздумывая о тактике, экономике и прочей ерунде…
— Правильно все. Идеально по-штабному. Только абсолютно не учитывает ни международной обстановки, ни финансовых последствий затягивания войны, ни настроений в стране, находящейся на пороге бунта… — пробурчал Балк.
— Ну, уж на счет бунта, это вы передергиваете, конечно, — вскинулся Великий князь.
— Да нет, не передергиваю, Ваше высочество. Все как поближе к низам нахожусь, с какой стороны ни посмотреть…
— Простите, что встреваю, но боюсь я, господа, что Василий Александрович истинную правду говорит. Неспокоен народ-то… — подал голос с дальнего конца стола отец Михаил, — святую истинную правду. Меня в этом многое убедило. Пока в Санкт-Петербург и обратно добирался, много с кем говорил я в пути. И ведь не только же о победе над ворогом желали и напутствовали…
Заступничества люд простой ищет от несправедливостей властных… Землепашец совсем туго живет. От наделов так скоро один пшик останется. Что, куда деток-то? Не дай, господи, неурожай… Ведь голод же будет!
Работник фабричный тоже страдает от штрафов и самовластностей заводчиков разных. Ведь ежели Государь на казенных верфях и заводах восьмичасовой день трудовой установил, то, оно, конечно, справедливым бы было и на заводах частных сделать. Люд работный ждет… А господа-то толстосумы наши примеру сему человеколюбивому следовать совсем не спешат. Как и сверхурочных справедливо оплачивать. Им стало быть, царев пример и царево слово вовсе и не указ. И молчать о сем долее не должно. В нашем кругу и подавно.
Поговаривают в народе, что это наши богачи сами специально народ мутят, да карбонариям разным денег под тишком дают, чтоб руками народными республиканства себе добыть, парламент этот… Чтоб совсем без царя в голове! А там — сколько приплатишь, то тот тебе выборные указ и отпишут. Слаб
