приданого выходят за приятеля моего, князя Чудина.
Графиня злобно взглянула на Щетинина, а потом улыбнулась.
— Неправда. Это пустые толки. Он и не думает о том:
— Кстати, — сказал Щетинин, — поздравляю вас с новой победой.
— Кто такой?
— Приятель мой, Леонин, который, кажется, с ума сходит… Вы помните, тот самый армейский, к нам прикомандированный, о котором вы намедни спрашивали с таким любопытством. Он не дает мне покоя, все упрашивает, чтоб я его втолкнул в свет и в знать. Коломенская страсть забыта, TL при вашем имени он смущается и краснеет, как школьник.
«Леонин… — говорила про себя графиня. — Леонин.
Так это точно он… внук Свербиной…»
Она вынула из черного ларчика несколько писем старинного и вовсе не щегольского почерка и, разбирая их, вздохнула глубоко.
— Что это за нежная переписка? — спросил Щетинин. — Неосторожно такие вещи читать при свидетелях.
— Это письма покойной матушки, — отвечала печально графиня, — это последняя ее воля.
Щетинин опустил голову и замолчал, но светская его веселость вскоре опять взяла верх.
— Что же прикажете мне делать с Леониным? — спросил он.
— Привезите его непременно на бал в пятницу и представьте мне. Мне нужно узнать его покороче…
— О-о-о! — сказал Щетинин. — Куда девать вам их всех? И без того у вас целое стадо безнадежных вздыхателей.
— Полноте шутить! Я прошу вас о том не в шутку.
— Слушаю, очаровательная кузина! Вы знаете, что для вас я готов все сделать. Хотите, я поеду обедать к Ф. и буду разбирать с ним каждое блюдо поодиночке?
Хотите, я целый день проведу с устаревшими поклонниками вашими, из которых один открыл Англию, а другой Италию? Хотите, я поеду в русский театр? Хотите, я буду играть в вист с вашей глухой тетушкой, а потом поеду слушать стихи Л… и повести С-ба?.. Все жертвы готов я вам принесть. Прикажите только — и я буду танцевать… что я говорю, танцевать! я буду влюбляться во всех уродов, которыми так расточительно изобилует наш прекрасный Петербург…
Щетинин вдруг остановился в порыве своего светского злоречия…
Малиновая занавес двери тихонько приподнялась, а за нею показалась прелестная головка Наденьки, которая боязливо озиралась вокруг. Щетинин вскочил с своего места. Все мишурное его красноречие исчезло; он смутился и молчал.
Графиня с неудовольствием взглянула на сестру. Появление Наденьки рушило одно из ее заблуждений.
Чтоб это вполне истолковать, надо сперва вникнуть в сущность жизни светской красавицы. Тесный круг, в котором она сияет, — ее царство, красота ее — венец, толпа обожателей — ее подданные. Потому все другие женщины ей — соперницы, а другие красавицы — природные враги, которые силою прелестей грозят отнять у нее и царство и подданных.
Графиня не любила Щетинина и, как всем и всякому было известно, явно кокетничала с князем Чудиным, но не менее того князь Щетинин, как мы видели выше, был лестным достоянием для модной женщины. Графиня видела его у ног своих с чувством особого удовлетворенного самолюбия — и вдруг истина обнаружилась; при первом движении Щетинина, с этим инстинктом, которым одарены одни женщины, она разом отгадала его тайну, а притом заметила, в первый раз, что сестра ее уже не ребенок и что скоро, очень скоро, Наденька затмит ее своей красотой.
— Надина, madame Pointue уехала?
— Уехала, маменька.
Наденька называла сестру свою маменькой.
— Поди-ка сюда да сядь с нами. Вы, князь, сестры моей не знаете? Позвольте мне вам ее представить.
Щетинин неловко поклонился.
— Я имел уже честь…
— И, полноте!.. Она еще ребенок… Я думала, что вы еще ее не видали.
Графиня пристально взглянула на Щетинина. Щетинин покраснел.
«Черт побери эту женщину! — подумал он. — От нее ничего не скроешь!»
Наденька простодушно глядела на офицера и припоминала, как она встретила его однажды, в одно прекрасное утро, на даче, где ей привелось побегать еще по-прежнему.
Графине было чрезвычайно досадно.
— Вы удивительно расположены нынче, — сказала она, — всем досаждать. Ваша шутка уничтожает, как ножик; против нее нет защиты. Недаром прослыли вы таким злым человеком! Осмеять друзей своих, родных — для вас ничего не значит! Да и то правда, вы никого не любите?..
— Я люблю друзей своих, — отвечал вспыльчиво Щетинин, — вот хоть князя Чудина, например. Поверьте, что все советы мои могут только клониться к его пользе.
— Надина, прикажи, чтоб закладывали карету, да ступай одеваться: я возьму тебя нынче с собой.
Наденька вышла.
— Не правда ли, что она очень хороша? — спросила с улыбкой графиня.
Щетинин, в знак согласия, кивнул головой.
— Еще дитя, кажется, а вообразите, уж помолвлена…
— Помолвлена! — воскликнул Щетинин.
— Да. Это тайна, разумеется; но вам, как родному, ее можно поверить. Не говорите только о том никому…
А что, Тальони танцует сегодня?..
— Танцует… кажется…
— Приходите ко мне в ложу…
Оба встали.
В это время Наденька тихо возвращалась в свою комнату.
— Няня! — спросила она. — Ты знаешь князя Щетинина, который бывает у сестры?
— Видала, кажется, чернобровый такой.
— Няня, говорят, что он злой человек.
— Быть может; да какое нам, матушка, до них дело?
— Жалко, няня!
— И, матушка, Христос с ними!
Ах, ma chere [27], какая она жантильная!
M-lle Armidine, первая красавица целой Коломенской части, была точно очень недурна собой. Влюбчивые флотские капитан-лейтенанты рассказывали о ней в Кронштадте товарищам с удивительным жаром; многие столоначальники, даже несколько начальников отделения нередко задумывались о ней, согнувшись над делом и забывая нужную для доклада справку. О ней и в Измайловском полку поговаривали с удивлением; о ней и на Васильевском Острову упоминали с завистью. Она точно была очень недурна собою, но, сказать по секрету, красоте ее вредила какая-то странная жеманность и принужденность в обращении. Она говорила с ужимками, делала маленький ротик, щурила глаза, притворялась слабонервною и чувствительною, одним словом, всячески старалась подражать обветшалым манерам, которые она