Остановите!
— Не думайте об этом! Слышите, нельзя! Уже нельзя! Вы разобьетесь…»
Она закрывает глаза… Устала. Как легко, оказывается, забыться… Восемьсот лет и другие миры. Какой пресный обман… Пусть Маратик еще полетает. Смелый мальчик, он даже не вскрикнул.
Людмила Петровна почувствовала на коленях руку Мауса. Вспыхнув, она сбросила с коленей руку и поправила юбку.
Какой ужас, он, кажется, говорил ей о любви?
Она опять открыла глаза, увидела себя летящей, но уже вниз. С огромной скоростью вниз. Ощущение собственной тяжести нарастало. Сдавило горло. Она нашла в темноте руку Мауса, схватилась за нее и стала ждать удара, вся съежившись.
Ах, самообман не проходит бесследно.
9
Ася приняла душ и, не дождавшись ужина, который заказал Ефрем, ушла в свою комнату. Легла и сразу уснула как убитая. Ефрем, появившись в детской, когда ужин наконец принесли, остановился у кровати, но не стал девочку будить. Он смотрел на ее тонкую ручонку, бледное худое личико и ругал себя, что позволил так долго ей крошить и расчищать этот дурацкий асфальт. Дав себе слово, что не позволит больше мучить ребенка, он поправил на Асе одеяло и вышел.
Ужинал один. Куриное бесформенное мясо без костей на этот раз ему не понравилось. Все казалось невкусным, с удовольствием он пил только вино, поданное к ужину. «Видно, насчет выпить тут не дураки», — думал он.
Вдруг раздался телефонный звонок. Он стал искать, где стоит аппарат, но вспомнил, что видеотелефон включается кнопкой на щитке, где все другие кнопки, включая телевизионные и электрические.
Он включил и сразу увидел улыбающуюся физиономию Утяева.
— Во, видали! — вырвалось у Ефрема. — А я об нем думаю… Ну, где ты там?
— Здравствуй, Ефрем Иванович. Добрый вечер… Спешу сообщить, что я жив и здоров…
— Вижу, вижу. Где пропадаешь?
— Задерживаюсь, бригадир. Прошу не волноваться. Как говорится, сыт и весел ваш товарищ Шутка.
— Та-ак… Домой-то доберешься?
— Четыре моих игрушки… э-э-э… запускаются в производство. И по этому случаю… э-э-э… как говорится…
— Все ясно. Домой-то, спрашиваю, доберешься?
— Какой тут дом, Ефремушка! Доберусь. Жаль только зайца…
— Чего, чего? — Ефрем сел в кресло, любуясь оживившимся Утяевым. — Какого зайца?
— Какого. Нашего русака. Здесь тоже, говорят, вывелись на материке зайцы. А на Фаэтоне их не было.
— Ладно, шут с ним, с косым.
— Вот точно косой! Я им говорю, косой — это изюминка, ключ игрушки. А они — нет, давай… э-э-э… симметрию. Понимаешь, симметрию. Как говорится, технократия.
— Ладно, директор, — перебил Ефрем. — Я тебя жду. Ясно?
— А наши-то все в сборе?
— Петровны нет с Маратиком. Жду их. Так что гляди, чтоб тебя еще не ждать.
— Постараюсь, Ефремушка. Ты не волнуйся, если даже… э-э-э… и задержусь. До скорого, как говорится.
И видеотелефон погас.
Ефрем расстегнул ворот рубахи и, примерившись, осторожно погрузил себя в глубокое кресло. То, что Утяев был весел, — ему не понравилось. Поди, заработал крепенько. Игрушки — Ходовой товар, даже в этаком городе. Ефрем и Ася тоже сегодня много заработали. Даже очень много, как сказал мэр. Но это нисколько не радовало Ефрема. Нужны не деньги.
«Тикать надо отсюда, тикать!» — думал он. Но как? Мэр при встрече сразу оборвал разговор на эту тему: «Ненужных туристов мы
Так прямо и сказал старый хрыч: «Заманили».
У Ефрема разбухла голова от горьких дум. Хотелось спать. Но надо было дождаться Людмилу Петровну с Маратиком. Время еще, правда, было не позднее, чуть начинало смеркаться.
И тут Ефрем вспомнил, что он ни у кого здесь не видел часов, да и настенных нигде в городе нет. Как же люди живут? Где техника — там точное время.
«Век живи и век учись, а теперь еще и переучивайся», — с досадой подумал Ефрем.
В это время в дверь постучали. Он отозвался, и на пороге появилась женщина.
Ефрем не поверил глазам: перед ним стояла красавица Фаэта. Она была особенно хороша — в темном вечернем платье, облегающем ее тонкую талию и недозволенно, по мнению Ефрема, открытом на груди. Густые волосы локонами ниспадали на плечи. Голубые глаза сияли.
— Сиди, Ефрем Бунтарь. У нас мужчина не встает перед женщиной…
— Здравствуйте, — растерянно произнес Ефрем.
— …И не выбирает женщин, — продолжала Фаэта. — Женщина выбирает мужчин…
Ефрем не понимал, о чем говорит гостья. В висках у него застучало. Шутка сказать — жена мэра пожаловала. Неспроста ведь.
— Садитесь, — сказал он. Она подошла к столику.
— Ты не допил свой вино, Бунтарь?
— Я… я сейчас закажу, — заикался Ефрем. Он хотел пересилить свою робость и никак не мог.
— Не надо. У нас мало времени… — Она стала пить медленными глотками и, улыбаясь, разглядывала Ефрема. Неожиданно прикоснулась к его бороде. — Хороший борода. Матушка разрешила тебе носить, Бунтарь.
Допив вино, она подошла к телевизору, включила и стала переводить программы. Найдя ту, где танцевали девушки, отрегулировала громкость и вернулась к Ефрему. Села рядом.
На экране между тем танцовщиц становилось все меньше и меньше и осталась одна — самая стройная, очень похожая на Фаэту.
— Она нравится Бунтарю? — спросила Фаэта и вновь прикоснулась к бороде Ефрема.
Танцовщица, продолжая танцевать, постепенно стала раздеваться. Она была красива, ничего не стеснялась. «Чертова буржуазия», — думал Ефрем. Но он постепенно обретал спокойствие, приходил в себя. Посмотрел на Фаэту. Та загадочно ему улыбнулась.
— Бунтарь не догадался, зачем пришла женщина?
Ефрема кольнула наконец догадка. Муж у нее старый, подумал он, чем черт не шутит. Но он тут же оттолкнул от себя эту мысль и отрицательно покачал головой. В конце концов такая красотка всегда найдет себе мужика, зачем ей хромой кривоносый крестьянин?
— Напрасно ты так думай, — вдруг сказала Фаэта, будто он подумал вслух. — Ты красивый и сильный. Мне нравится твой борода и твой имя.
«Эге-ге!» — ахнул про себя Ефрем и съежился в кресле.
Фаэта продолжала. Голос у нее был приятный:
— Матушка решил, что ты дашь нашему город наследник. Я не хотел рождать больной детей от слабосильный помощник мэра, который ты не знаешь. — Фаэта выдержала паузу: — Сейчас понял, Бунтарь?
Ефрем промолчал. Он напряженно думал, как выпутаться из этого положения. Но одновременно боялся думать, так как заметил, что Фаэта читает его мысли.
