чего не хватало, и просили подождать до лучших времен, но времена наступили совсем никудышные. Он надеялся, что Доктор, если не помрет, обязательно ему поможет: очередь на трансплантацию уже совсем подошла, и сам Полковник твердо обещал, что с ближайшей первой добычи Бриттену обязательно что- нибудь перепадет. Как-никак, а всех предыдущих живцов доставал Бриттен. Уже пятерым сделали пересадки: первым Полковнику, само собой, потом двум его заместителям (оба погибли, когда ходили — без Иозефа, разумеется — за живцами, так что все впустую оказалось), а после этого — двум бабам, «для эксперимента», как сказал Доктор. Ничего из эксперимента не вышло: Доктор думал, что им мужские модули подойдут, а оказалось, не все так просто. Дохнуть стали бабы в страшных мучениях. Полковник смотрел на их агонию, смотрел, прослезился и лично перехлопал их из торсана.
Слушая рассказы Бриттена в столовой, Гонза грустно вздыхал: его очередь на трансплантацию была последней. До того, как на Луне начались повальные катастрофы и болезни, Мысливечек работал инженером связи и имел репутацию одного из лучших специалистов. Когда же остатки населения в колониях охватила паника, и все ринулись в телепортеры, чтоб убежать хоть куда-нибудь, Гонза неудачно оказался занесенным толпой в кабину, рассчитанную на двадцать человек, но в которую набилось тридцать с лишним. Принимающий телепортер был на Земле, в районе Кулагангри, и его емкость ограничивалась тремя людьми, поэтому беженцы с Луны прибыли в сильно искаженном виде: Бриттен, к примеру, получил молекулярную контузию, Мысливечек — жесточайшие повреждения коры головного мозга, Полковника же сразила проказа, вследствие которой у него отвалились пальцы на руках и все выступающие на голове части — уши, губы, нос. Хорошо было только то, что численность прибывших, которых в несколько приемов выплюнул единственный на Земле функционирующий телепортер, совпала с числом убывших. Тех же, кто избрал для бегства другие маршруты — остальные межпланетные поселения, постигло стремительное и жестокое разочарование.
Бывшие колонисты быстро обнаружили, что длительное пребывание на Луне внесло в их организмы существенные изменения, не соответствовавшие местной психосреде. Те, кто прибыли с лунными болезнями, быстро умерли, — гораздо стремительнее, чем если бы они остались на Луне; остальные же начали сильно болеть, но уже по-земному. Оказавшийся среди беженцев доктор объяснил, что единственный способ остаться в живых — заменить основные телесные модули на те, которые находятся внутри землян. В окрестностях Кулагангри никаких запасов модулей не нашлось; средств передвижения, способных доставить бывших селенитов в другие районы планеты, — тоже. В горной расщелине, милей выше дома, где все вместе расселились беженцы, был найден полуразвалившийся гравитоплан, очевидно, давным-давно попавший в аварию. Полковник, взявший руководство переселенцами на себя, обнаружил, что в машине действует индикатор человеческих организмов, показывающий присутствие трех землян по другую сторону гор, в небольшой деревушке. Туда была снаряжена «первая медицинская экспедиция», как ее впоследствии всегда называл Доктор. В состав ее вошли Доктор, Полковник, Бриттен и еще три человека. Застигнутые врасплох земляне не оказали сопротивления: их модули были быстро пересажены трем подопытным селенитам и вполне прижились. Воодушевленный успехом Полковник велел установить круглосуточную вахту в гравитоплане возле индикатора — на тот случай, если в окрестностях объявятся другие земляне.
Окрестности Кулагангри, к сожалению, выявились практически безлюдными; оставалось надеяться на счастливый случай — залетных землян из Гиндукуша, Каракорума или Тянь-Шаня. Такие случаи подворачивались еще пару раз, но захват живцов проходил с переменным успехом. «Третья медицинская экспедиция», к примеру, оказалась наголову разбитой превосходящими силами противника; из шестерых спаслись только Полковник и Доктор. Последний вдобавок получил серьезное ранение: торсаном ему снесли левое предплечье, вследствие чего его искусство вивисектора заметно пострадало. Естественно, он не мог самому себе сделать операцию, и хотя из селенитов, в зависимости от их значимости для жизни колонии, был составлен список на пересадки, большинство считало (но в присутствии Полковника или Бриттена избегая говорить вслух), что Доктор долго не протянет и что очередь, хотя и поредевшая, уже утратила смысл. Тем не менее, дежурства в гравитоплане продолжались, и каждый из селенитов (за исключением Гонзы, официально считавшегося дебилом) обязан был нести эту повинность. График составлял лично Полковник, тщательно следивший за его соблюдением и регулярно инспектировавший войска: иногда среди ночи он обрушивался с внезапной проверкой на пост, сурово наказывая провинившихся, то есть спящих в кресле часовых. Кара была единственной — понижение очередности на трансплантацию. Поскольку все за короткий промежуток времени успели оказаться покаранными, причем неоднократно, очередь несколько раз перетасовывалась. Только место Гонзы в списке оставалось неизменным, равно как и его должностные обязанности. Мысливечека привлекали к экспедициям в качестве вьючного животного: таскать за плечами в мешке сетку, которую набрасывали на живцов, дубинки, веревки и длинные палки.
Последний поход состоялся давно, месяца три или четыре назад, так что лунные реэмигранты совсем пали духом. Уж слишком низкой была вероятность появления здесь кого-либо еще: во-первых, для этого требовались допотопные средства передвижения, во-вторых, следовало иметь авантюрный склад характера, чтобы забраться в этот заброшенный район, в-третьих, не исключено, что после провала третьей экспедиции среди землян распространилась информация об опасностях путешествий в Кулагангри. Поэтому вахта в гравитоплане неслась со все возрастающей халатностью, оставаясь, впрочем, одним из главных занятий колонистов, наряду со сном, едой и просмотром холовизора. Полковник же пытался подбодрить своих подопечных, рассказывая о тысячах землян, разбросанных по Гималаям, и о том, что здесь вот-вот появятся толпы живцов. Правда, оставалось неясным, почему многочисленные земляне должны покорно отдаться во власть Доктору, а не устроить здесь финальное сражение против горстки деморализованных и больных пришельцев.
Единственным живцом, нежданно-негаданно появившимся в Кулагангри (точнее говоря, подобием живца), было странное создание, вывалившееся из телепортера пару недель назад и случайно замеченное возвращавшимся с дежурства часовым. Оно представляло собой плотный брикет из двух человек, мужчины и женщины. Женщина, похоже, в момент телепортации повисла у мужчины на шее, обхватив ногами его талию, а он обнял ее обеими руками, — оба срослись настолько, что представляли единый организм. Мужчина не имел ног, судя по всему, потерянных при переброске; женские же ноги вросли в него насквозь, так что урод не мог самостоятельно передвигаться. Откуда взялось это чудище, можно было только гадать. Полковник захотел сразу пустить его в дело, но Доктор воспротивился: он считал, что, поскольку происхождение брикета невыяснено, его модули могут оказаться непригодными и даже смертельно опасными. Кроме того, Доктор попросил оставить живой слиток у себя «для медицинских наблюдений». Полковник с неохотой согласился (спорить с последним живым медиком во всей колонии было неразумно), и Бриттен перенес мужчино-женщину в соседнюю с квартирой Доктора пустую комнату.
Никто из селенитов не знал, что делает Доктор с неподвижным уродом. Известно было только, что он лично его кормит и убирает за ним. Чудовище не имело лица; обе головы срослись в одну и деформировались настолько, что черты лица исчезли. Лишь на самой макушке обоих черепов, загадочной силой сдавленных так, что со всех сторон был сплошной затылок, остался один раскрытый рот с двумя рядами зубов. Туда, наверное, Доктор вливал жидкое питание. Урод не мог разговаривать, только рычал и выл. Рук у него не было, — точнее, они были, но у мужчины вросли в спину женщины, а у женщины — превратились в подобие костяного воротника, окружившего сдвоенную голову. Гонза видел урода всего пару раз, чисто случайно, но вид чудища его неприятно поразил: ночью, во сне, он обмочился два раза.
Бриттен, всякий раз ведя Мысливечека к Полковнику, игнорировал лифт (наверное, опять-таки «для поддержания спортивной формы»), поэтому путь на пятый этаж, где размещались квартира начальства и штаб, приходилось проделывать пешком. Комната Гонзы находилась в подвале, где никто больше не жил, — соседство с идиотом остальным селенитам казалось невозможным. Мысливечек не возражал: в подвале было сухо и тепло, к тому же, без соседей он себя чувствовал лучше. Гонза появлялся на людях только в столовой, расположенной на первом этаже, в установленное начальством время для принятия пищи. Полковник считал, что совместные трапезы и групповой просмотр холовизионных программ укрепляют дух беженцев, изрядно деморализованных выпавшими на их долю испытаниями. К холовизору Гонзу не допускали: он слишком эмоционально воспринимал зрелища и не контролировал свои телесные функции. В остальных случаях Мысливечек выходил из подвала исключительно по команде Бриттена — для тренировок
