– Думаешь, это написал Мартов? – в заключение спросил он.
Ева пожала плечами. Хоть Мартов когда-то и занимался журналистикой, с тех пор прошли годы, и он, судя по всему, не возвращался к прежнему увлечению. С чего вдруг его потянуло бы к перу?
– В принципе все возможно, – предположила она. – А кто еще может быть автором?
– Тарас Михалин. Но он все отрицает. Хотя Панкрат Раздольный – его псевдоним. Допускаю, что Феликс по какой-то причине решил воспользоваться псевдонимом друга.
– Без разрешения?
– Тут все так запутано! – воскликнул Смирнов. – Бывшая домработница Мартова именно из его уст слышала упоминание о журнале «Эхо». Однако это не доказывает авторства Феликса Лаврентьевича. Он вполне мог составить протекцию Тарасу. Непонятно и другое – почему статью забрали? Кто это сделал? По описанию внешности – явно не Мартов.
– Надо достать вторую часть. Там должно быть объяснение.
– При обыске в квартире Мартова ничего похожего не находили. На даче в Марфине тоже. Петр Гусев, начальник охраны фирмы «МиМ», весьма скрупулезен. Я только что от него – еще раз обо всем расспросил. Он понятия не имеет ни о каких статьях.
– А Катя Жордан? – вдруг спросила Ева. – Она ведь была журналисткой?
– Делала политические репортажи, – сказал Всеслав. – И ее давно нет в живых.
– Может быть, Мартов хотел опубликовать ее материалы? Да, не стыкуется… Во-первых, тема совершенно не связана с политикой; а во-вторых, зачем было забирать текст из редакции?
Смирнов потер затылок. Давала о себе знать усталость – до позднего вечера на ногах, промотался из конца в конец по огромному городу… а воз и ныне там.
– Я думал, статья каким-то боком выведет на убийцу… а она оказалась просто странной деталью частной жизни. У людей бывают разные пристрастия, порой весьма нестандартные. И Мартов или Михалин – пока не знаю точно, кто из них, – не исключение. Эти материалы уж никак не могли послужить поводом для убийства.
– Да, не похоже… – согласилась Ева. – Я, когда читала, не переставала недоумевать, кого и почему интересуют подобные вещи, сказки в духе Гофмана[3].
Всеслав не знал, кто такой Гофман, но промолчал. Его мучили загадочные отпечатки пальцев в квартире убитого. Кому они принадлежали?
– Напрошусь-ка я с господином Михалиным в баню! – воскликнул он. – В его знаменитую «Парную у Раздольного». Посидим в чем мать родила, похлещем друг друга вениками, выпьем по стопочке – это сближает. Авось Тарас Дмитриевич вылезет из своей раковины. Чует мое сердце, он что-то скрывает! Кстати, помнишь нашу ночевку в Марфине?
– Ужас… – вздрогнула Ева. – Еще бы! Я такого страху натерпелась!
– Михалин говорил, что ту ночь провел в своей московской квартире с любовницей. А она этого не подтвердила. Вспомнила, что была пьяна, уснула, а утром Тараса рядом с ней не оказалось.
– Ты ей веришь?
– Я никому не верю, – засмеялся сыщик. – Вера – категория философская. Это относится скорее к религии, нежели к сыску. Я поклоняюсь фактам: они – мои идолы! А проверить слова Анжелы Саркис я не смог. Получается – слово Тараса против ее слов. Шатко!
– Зачем бы Михалин полез в загородный дом, зная, что туда поехал ты? – удивилась Ева. – Вернее, мы?
– Я ему не докладывал, когда точно туда поеду. Это раз! Второе – Тарас Дмитриевич совсем не так прост, как кажется. Его что-то гложет…
Смирнов замолчал. Стрелки часов приближались к двенадцати. В комнате было тихо, тепло, настольная лампа рассеивала сумрак. Он почувствовал, как веки закрываются без малейшего усилия с его стороны.
– Ты засыпаешь, – заметила Ева. – Принести подушку?
– Ни в коем случае. Лучше свари мне кофе покрепче.
Она ушла в кухню, а Всеслав блуждал между сном и явью, то проваливаясь в дремоту, то возвращаясь к беспокоящим его мыслям.
Ева принесла кофе. Он глотал, обжигаясь, не переставая обдумывать завтрашний день. Парная – обязательно, если удастся договориться с Михалиным. Потом… нужно добить «историю с кровавым пятном»: неплохо бы понаблюдать за домом в Братееве, съездить на рынок, где работают подруги. Вдруг кто-то появлялся там, следил за ними, выспрашивал? Все равно больше никаких зацепок. Лудкин может оказаться опасным маньяком.
– У меня к тебе просьба, – сказал Смирнов, отдавая Еве пустую чашку. – Ты завтра едешь к Римме?
– Конечно. У нас урок.
– Я сегодня утром разговаривал с Людмилой… ничего толком не прояснил. Она сильно больна: кашляет, чихает. Может, тебе отложить занятия испанским с Риммой Лудкиной на недельку? Подхватишь грипп, потом больше пропустишь!
– Меня зараза не берет, – улыбнулась Ева. – А ты темнишь, Смирнов. Давай, признавайся, в чем дело.
Он не хотел ее пугать, тем более что пока и повода не было.
– Обстановка там нервозная… напряженная. Про Лудкина мне мало что известно – псих, скандалист, алкоголик. Для подобного типа это нехарактерно – проникнуть в пустую квартиру, напакостить и скрыться. Ему нужны зрители, массовка, без них дебош теряет смысл. Значит, тут что-то другое.
