— Удручаться ни ему, ни хозяину нечего, — пробасил инженер-капитан первого ранга. — Судно — старое корыто еще довоенной постройки. Корпус — ни к черту, двигатель — рухлядь... Как его еще выпускали в море! Трофей, прямо скажем, незавидный. На металлолом разве что сгодится...
Загадку с грузом прояснил представитель Регистра:
— Вы, товарищи, народ военный и потому просто не знаете некоторых тонкостей морского торгового бизнеса. Эта «Сирена» — собственность частной транспортной фирмы, то есть капиталиста. Безусловно, давно и выгодно застрахована в одном из ллойдов. Посудина старая, дрянная, ремонтировать ее — выгоднее утопить. Но алчному владельцу одной страховки мало, хочется урвать кусок пожирнее. А как? Делается это гениально просто. По личной договоренности в каком-либо порту берется фрахт на перевозку какого-либо ценного груза. Оформляется по всем правилам. Груз остается у грузовладельца — вместе с определенной мздой, разумеется, — а судно якобы с грузом выходит в море, «терпит аварию» и благополучно тонет. И ллойд выплачивает владельцу судна страховку да еще стоимость груза. Все законно, все довольны!
— В этом, кстати, и объяснение местонахождения «Сирены», — дополнил от себя пограничный комиссар. — По роковой случайности могло статься, что именно в момент пожара и гибели «Сирены» на «большой морской дороге» как назло не окажется поблизости никаких других судов. Бывает так. Значит, «Сирена» может погибнуть без свидетелей и — поди доказывай ллойду ее гибель! Дело рисковое. А наши воды патрулируются кораблями погранохраны, они-то уж непременно обнаружат даже не горящее судно. Но пока пограничники сообщат, пока на берегу решат, пока выйдет и придет спасатель — «Сирена» великолепно сгорит и потонет. Судно утонет, а свидетельство останется. А свидетельство СССР авторитетно во всех ллойдах! Так все аккуратненько и рассчитали. Но бог шельму метит: едва жулики подожгли «Сирену» и покинули, тут как тут оказался «Абакан»! И что теперь будет с владельцем «Сирены», когда он узнает, какую свинью ему подложил наш дорогой Ладога, — страшно подумать!
Члены комиссии дружно рассмеялись. Все стало на свои места, все нашло свое объяснение. Лишь один нюанс остался неизвестным комиссии: то, что в порту «погрузки» капитан с помощником тайно приняли на борт «Сирены» еще двух мужчин, не вписанных в судовую роль...
В кают-компанию Ладоге позвонили с мостика. Выслушав, Ладога ответил: «Добро» — и сообщил председателю комиссии:
— Буксир на подходе, товарищ капитан первого ранга.
— Очень хорошо. Передайте ему «Сирену», ее людей, а сами отправляйтесь на свою работу. Мы тоже отбываем сейчас.
— Есть! — обрадовался Ладога: из-за этого происшествия он и так потерял уйму дорогого времени.
На точку разведки «Абакан» пришел уже к полудню. Мутнел серый день, близкий берег прятался в тумане. Едва подгребая винтами, «Абакан» полз вдоль берега, пока не приблизился к свайному домику гидрологического поста № 17. Застопорил машину.
— Отдать правый! Пятьдесят метров на клюз! — дал команду на бак вахтенный офицер.
Боцман Трофимыч отпустил стопора лебедки, и якорная цепь весело загрохотала в чугунной ноздре- клюзе корабля...
К обеду слегка распогодилось.
Первыми на разведку топляка[6] пошли асы и ветераны соединения — флагманский специалист водолазной службы капитан третьего ранга Тутаринов и мичман Журбенко. Глубина здесь всего метров пятнадцать, стало быть, до верхней линии топляка и того меньше.
Важное преимущество малых глубин — простота спуска-подъема водолазов. На больших глубинах водолаз работает полчаса, а то и меньше, а поднимают его часами, подолгу выдерживая на «ступеньках». Иначе — азотное вскипание крови и смерть, если рядом нет декомпрессионной камеры.
На «Абакане» она, конечно, была. Металлический цилиндр ее с двумя узкими койками, аптечкой, телефоном и даже библиотечкой, с герметической дверцей, смотровыми иллюминаторами и прочим оснащением был намертво принайтовлен поперек палубы возле огромной буксирной лебедки. Однажды экстренно «выдернутый» с глубины мичман Голодов провел в этой камере — на пару с фельдшером — почти сутки. Ничего, обошлось. Даже с пользой: Голодов наконец одолел «Братьев Карамазовых».
Прежде всего водолазам предстояло найти сам топляк. Сегодня это было особенно непросто — видимость никудышная: метрах в пяти-семи от водолаза — сплошная муть.
Придя на грунт, Тутаринов с Журбенко сориентировались, разделились и пошли на поиск. Назвать это поиском в прямом смысле едва ли можно. Приходилось действовать по интуиции. Минимальная прозрачность сделала свое дело, и первые шаги ничего не дали.
Но вот наверху открылось солнце, туманная дымка сгинула — и видимость на грунте сразу улучшилась. Вскоре Журбенко радостно объявил:
— Ага, ось, навить, вин!.. Пэвно — топляк! Та який гарнесенькый... Ходыть сюды, товарищ кап-три... Сообщаю командиру: корабль найден, стоит на ровном киле с небольшим креном на правый борт... А ну, хлопцы, вирайте менэ помалу... Стоп, добре... Сообщаю: нахожусь, вероятно, на полубаке... Иду... Точно: вышел к брашпилю. Занесло все на палубе... Майнайте мне по сигналу конец буйрепа... Есть, принял... Сообщаю: носовой буй прикреплен...
Тутаринов поднялся на ют и обозначил буем корму затонувшего корабля. Теперь, ориентируясь на поплавки-буи, «Абакан» мог сразу точно становиться «на точку».
— Добро. Хватит, выходите, — распорядился Ладога. — Обедать пора.
Поговорив с Тутариновым и Журбенко, Ладога связался по радио с командиром Коногоновым:
— Нашли, товарищ командир. Да, только что, перед обедом. Долгонько искать пришлось, видимости не было... На первый взгляд: топляк, несомненно, военного времени, стоит почти на ровном киле, в грунт не засосан, но сверху занесен песком изрядно... Нет, видимо, какое-то небольшое патрульное судно или сторожевик, пока трудно сказать... Вооружен довольно сильно для него. Нет, поднимать, пожалуй, нет резона. Порежем, сдадим на металлолом... Конечно, отмоем, посмотрим еще...
После адмиральского часа второй парой на грунт пошли командиры водолазных отделений Шнейдер и Шлунок. Пока они осматривали корпус топляка, с берега, где в зелени лесопарка мрамором сияло здание санатория «Белый камень», задул ветер и, окрепнув, развел на море волну балла на три. Вообще-то, на глубину волнение не проникает и работе водолазов не мешает. Но на малой глубине все же чувствуется, а главное — раскачивает наверху корабль и тот дергает шланги водолазов.
Не доверяя прогнозу, Ладога сам осмотрел небо, «потрогал» ветер, вздохнул и приказал сворачивать работу. К ночи «Абакан» вернулся на базу.
Немногим раньше вернулся к себе в Балтиморск и майор госбезопасности Рязанов. Как член экстренной комиссии, он вместе с другими офицерами подписал все акты спасения «Сирены» и ее моряков. Подписал без колебаний, но, возвратясь на берег, все же «мобилизовал» у пограничников двух лучших следопытов и вместе с ними лично проверил многие километры природной КСП [7], — совершенно пустынного здесь дикого пляжа. Никакого намека на след вышедшего из воды нарушителя найдено не было. Чекист мог спать спокойно. Мог, но не спал. И не потому, что ныли ноги, отвыкшие от таких переходов, — не давало беспокойство, вызванное всей этой историей, смутное, аморфное.
Лишь засыпающему уже Рязанову припомнился помощник капитана «Сирены» — и аморфное беспокойство сразу выкристаллизовалось: как это могло статься, чтобы помкапитана — ш т у р м а н — вдруг забыл взять в шлюпку компас и карту?!
Сомнение определилось, но осталось лишь сомнением. А оно, увы, не основание для официального допроса. Тем более иностранца. Но ни малейших фактов и улик у чекистов не имелось...
...Аквалангисты, конечно, не попали сразу на узкую каменистую полосу, пересекающую берег. Пришлось немало побродить по колено в воде, пока не углядели спины выступающих из воды валунов. Это были очень напряженные минуты: нарушители знали, что, получив извещение о ЧП в море, береговые пограничники тотчас выступят на усиленную охрану. Так что тут каждая секунда могла оказаться
