Палач, огонь свечи отражался в зрачках, глядевших на него сквозь прорези колпака.
Потрошитель вытащил нож, Палач повторил его движение. Два ножа блеснули в темноте. Ночной кошмар продолжался.
– Это ты? – пересохшими губами вымолвил Потрошитель.
– Я.
– Наконец-то мы встретились.
– Это должно было случиться, рано или поздно. Я пришел за тобой, – хрипло произнес Палач.
– За мной? Но мы же еще... а как же наше пиршество? Мы собирались принести последнюю жертву! Ее кровь смоет наши грехи...
– Ты никогда не остановишься. Я хочу положить этому конец!
Потрошитель в ужасе попятился.
– Кайся! – гремел Палач, наступая. – Или врата преисподней раскроются для тебя прямо сейчас!
– Ка.. каяться? Но... разве мы с тобой не вместе? Разве я не исполнял твою волю?
– Кайся... – зловеще шептал Палач, надвигаясь с ножом на Потрошителя.
Тот прирос к полу, сердце бешено колотилось, звон в ушах нарастал, слова двойника слабо пробивались сквозь него. Потрошитель понял одно – надо заговорить, надо убедить Палача в том, что они проросли друг в друга, слились в непреодолимом желании возмездия, наказания, жертвоприношения во имя очищения мира от скверны! И он заговорил, забормотал, захлебываясь, со свистом втягивая в себя воздух...
– Разве не ты породил меня? Когда я узнал, кем ты был, что делал, я ощутил в своих жилах твою кровь! Я отрицал тебя, но я уже был тобой. Ты прорастал в меня долгие годы... и когда ты умер, я впитал твой дух. Я – твое продолжение во времени. Сначала я не осознавал этого, но потом, когда я обдумывал твою предсмертную исповедь – день за днем, месяц за месяцем, – я все больше проникался тобой. Прошел год, второй, и я понял, что и ты являлся чьим-то продолжением. Я догадался – чьим! Я понял, что косвенные подозрения по поводу тебя были правильны. Я не мог позволить им стать достоянием гласности. Не столько из-за моей собственной безопасности, карьеры и судьбы, а ради того, чтобы ты жил во мне. Я ощутил наше родство! Мы – хищники!
Палач молча стоял, поигрывая ножом, а Потрошитель все сильнее увлекался своей пламенной речью.
– Кое-какие бумаги могли погубить меня... нас, и я начал охоту за ними, – заявил он. – В первый раз мне не повезло. Я решил смириться – и очень скоро осознал всю пагубу подобного малодушия. Мне довелось разделить твою участь, стать жертвой шантажа из-за женщины. Правда, с меня не требовали денег за молчание, но я уже потерял свободу, я не мог быть полным хозяином своей жизни. Надо мной висела угроза разоблачения. Я ощущал ее тяжкий груз ежесекундно, ежечасно! Он мог обрушиться на меня в самый неподходящий момент. У меня просто не оставалось выхода! И я занялся составлением плана действий – сложного, запутанного, многоступенчатого, в котором я задействовал нескольких исполнителей, не подозревавших о своих истинных ролях. Я подготовил двойной удар – заполучить «наследство Дениса» и наказать женщину.
Палач грозно сверкнул глазами. Потрошитель, одетый в такие же балахон и колпак, казался его отражением, точной копией.
– Разве ты не так поступал? – с мольбой спросил он двойника. – Разве в тумане грязных лондонских трущоб ты не убивал проституток за их распущенность, за торговлю телом? За то, что они развращают и подталкивают к греху нас, мужчин? Разве не наказывал их? А потом, воплотившись вновь, разве ты не продолжал убивать, сначала поддавшись соблазну, а затем – желая смыть вину кровью жертвы? Вспомни!
– Раиса Крюкова не соблазняла тебя, – неожиданно произнес Палач.
– Зато она соблазняла... или хотела соблазнять других! – горячо возразил Потрошитель. – Зачем она увеличивала размер груди? Не для того же, чтобы уйти в монастырь или сохранять целомудрие? Ее смерть нужна была для осуществления моего плана! Я хотел связать с убийствами и последующим шантажом клинику пластической хирургии. И мне это удалось! К тому же убийство Крюковой – мой первый опыт, я нарочно выбрал загородный поселок, чтобы никто мне не помешал. Я должен был... проверить себя. Когда я увидел кровь, во мне проснулся ты. Неужели не помнишь? Я не собирался вырезать у трупа печень, это сделал ты... моими руками.
– И куда ты потом ее дел?
– Печень? – морщась от невыносимой боли в голове, переспросил Потрошитель. – Выбросил... по дороге, когда опомнился.
– Почему ты убил Садыкову?
– А что мне оставалось? Если бы она не завлекала Адамова, была бы жива и здорова. Я рассчитывал сделать его главным подозреваемым. Все они заслужили свою участь! И Крюкова, и Садыкова, и даже Адамов. Врачи! Они дошли до того, что превратили благородное служение здоровью людей в коммерцию! И этого им показалось мало. Медицина становится опасной: ради денег она может поставить ложный диагноз и назначить дорогостоящее лечение или изъять у пациента орган, чтобы продать его другому пациенту. А еще лучше – взять орган у здорового человека! Он ценится выше. Скажешь, такого не происходит?
– Но ведь Адамов не участвовал в этом! – заметил Палач.
– Ну и что? Он мог участвовать! Он потенциально был готов, ведь поспособствовал же он смерти собственной жены. Только не говори мне о гуманных мотивах! Доктор небось просто дрожал за свою репутацию: никому не хочется иметь полоумную супругу и дочь с дурной наследственностью! Если мы начнем мотивировать свои деяния соображениями гуманности... Разве мучительная смерть не очищает душу? Почему же тогда мученики становятся святыми и попадают прямиком в рай? Выходит, мы помогаем спасению душ! – захохотал Потрошитель.
Он так привык вести разговоры с двойником-Тенью, что этот жуткий диалог в подземелье не удивлял его. Пугал? Отчасти. Но и увлекал – все сильнее. Звон в ушах и внутренний жар притупились. Впервые Потрошитель открыто высказывался, выплескивал наружу зловещее содержимое своего мрачного зазеркалья, опрокинутого с ног на голову, уродливо вывернутого мира. И упивался этим.
