по мере того как я успокаивался, до меня начал доходить смысл их беседы. Подслушивать и подсматривать – отвратительно! Мне сие правило внушили с детства. Я рос в семье потомственных врачей...
– Не отвлекайтесь, – мягко вернул его к сути дела Смирнов. – Так о чем они говорили?
– О контейнерах для хранения органов. Незнакомый голос спрашивал, не имеется ли таковых в клинике. Адамов отвечал отрицательно. Они перешли на шепот, и больше мне ничего расслышать не удалось. Когда они замолчали, я поспешил удалиться.
– А почему вы сразу не ушли, убедившись, что Адамова ждала не девушка, а мужчина?
– Хороший вопрос, – смутился молодой человек. – Так мне и надо! Представляю, что вы обо мне думаете. Ну, назвавшись груздем, придется лезть в кузов, – вздохнул он. – Сперва я замешкался от волнения, а потом мне стало любопытно. Знаете, в последнее время в обществе, да и в среде врачей ходят слухи о незаконном изъятии органов, торговле ими и так далее. Вы, наверное, и сами нечто подобное слышали. Об этом фильмы снимают, книги пишут. Дело хоть и опасное, но весьма прибыльное. А мораль и нравственность оставляют желать лучшего: ради денег люди готовы на страшные вещи. Поэтому, когда я сообразил, о чем идет речь, то задержался намеренно – вдруг у нас в клинике кое-кто собирается таким образом заработать? Понимаете, изъятие органа у донора, добровольного или нет, и последующее его хранение должен осуществлять специалист. Хирург. Так что без квалифицированного врача никак не обойтись.
– Но ведь у вас делают пластические операции, они с органами не связаны.
– Да, – кивнул Плетнев. – Однако классный хирург может приобрести любую специализацию, если захочет. К тому же, работая у нас, он остается вне подозрений. Летальных исходов в нашей практике почти не бывает, травмированных людей, у которых можно взять орган, после автокатастроф например, к нам не привозят. В общем, почва для подобных злоупотреблений отсутствует. Это как раз и хорошо! Совершать преступление там, где работаешь, неразумно и опасно.
– Вы намекаете, что кто-то из ваших хирургов замешан в незаконной торговле органами?
– Возможно, – пожал плечами Максим. – Это только моя догадка. Из того разговора сделать такой вывод нельзя. Мало ли о чем люди шепчутся по закоулкам? Я долго обдумывал услышанное, прикидывал и так, и эдак, начал даже присматриваться к коллегам, обращать внимание на разные мелочи. Но ничто не подтвердилось.
– Вы видели мужчину, с которым разговаривал Адамов?
– Нет. Наверное, он вышел черным ходом.
– Кто это мог быть, по-вашему?
Плетнев опять сцепил руки и захрустел пальцами.
– Откуда мне знать? – удивился он вопросу. – Голос вроде бы незнакомый. Но поручиться трудно. Во- первых, я был сильно возбужден, взволнован... а во-вторых, у меня отнюдь не музыкальный слух. Я же не эксперт по голосам! Может, Адамов встречался с кем-то из наших, а может, и нет. Со временем я забыл тот случай и вспомнил о нем только недавно.
– Вы перестали следить за Адамовым?
– Скажем так: я делал это исключительно редко. Моя страсть к Лейле то ли улеглась, то ли приобрела более спокойный характер. Я притерпелся. Уговаривал себя, что ей надоест бегать за Адамовым, и тогда она обратит свой взор на меня. Ждал... Вот и дождался!
Официантка вынесла в зал большой, красиво украшенный торт на подносе.
– Давайте закажем чай, – предложил сыщик.
Плетнев отказался.
– Нет аппетита, – сказал он. – Я даже за стол не хочу садиться вместе со всеми, поздравлять Семенова. Сразу представлю себе Лейлу... она могла бы...
Он махнул рукой, отвернулся. Его серые глаза покраснели.
– Вы знаете Дениса Матвеева? – спросил Всеслав.
Он решил задавать все вопросы подряд. Авось молодой хирург еще что-нибудь вспомнит.
Плетнев немного подумал.
– Нет. А кто это?
– Дрессировщик собак. И по совместительству – тайный советник.
Доктор молча уставился на собеседника. По его лицу блуждали тени, словно он пытался осмыслить некую важную вещь.
– С тех пор как вы сказали, что была убита еще одна женщина, пациентка нашей клиники, я не могу отделаться от одной мысли, – наконец признался он. – Как странно устроена память! Я много лет не возвращался к этому, и вдруг вспышка: мы с дедом сидим в камышах, ловим рыбу. Не клюет. Скука, жара... я, тогда еще мальчик, начинаю ныть, проситься домой. И дед рассказывает мне страшную историю. Он иногда развлекал меня историями из своей практики судебно-медицинского эксперта. А что еще он мог рассказывать, когда в этом проходила вся его жизнь?
– Ваш дедушка был судебным медиком? – удивился Смирнов.
– Да. Я же говорил, что вырос в семье потомственных врачей. Мать с отцом запрещали деду пугать меня жуткими подробностями убийств и прочего, поэтому мы с ним болтали украдкой. Дедушка считал, что здоровую психику ничем не испортишь. К тому же моя карьера врача была заранее запланирована, следовательно, я должен был привыкать к различным видам смерти. На той рыбалке он поведал мне...
Плетнев говорил долго, а сыщик ловил каждое слово. Молодой человек оказался просто кладезем информации.
– Почему я не встретился с вами раньше? – сокрушался Всеслав.
