– Ра! – воскликнула Ева, окончательно просыпаясь. – Ну конечно! Следует отбросить все сомнения. Но как мне убедить в этом Смирнова? Славка? Ты дома? – крикнула она, спуская ноги на пол в поисках тапочек.
Она прошлась по квартире, и по тревожной пустоте в ней, по отозвавшейся в сердце тоске поняла, что его нет. Беспокойство заставило Еву нарушить данное Смирнову обещание и набрать номер его мобильного телефона. Увы! Напрасно.
Она встала под горячий душ, стараясь думать о хорошем, привела себя в порядок, без аппетита проглотила бутерброд и кофе, оделась и... вспомнила о письме историку Бальзаминову. Вдруг он ранняя пташка? Как многие ученые, встает в шесть утра, работает, проверяет электронную почту и даже отвечает на срочные послания?
Египтолог оказался истинным джентльменом и не обманул ожиданий прекрасной дамы. Он успел прочитать письмо и любезно согласился встретиться – в десять утра в его кабинете, «если госпожу Рязанцеву устраивает сухая рабочая обстановка». Далее Бальзаминов указывал номер телефона и адрес университета, где он читал лекции.
Ева, не раздумывая, собралась и спустя двадцать минут уже ехала в троллейбусе, прикидывая, успеет ли вовремя добраться.
Она успела. Академическое здание, в котором преподавал господин Бальзаминов, поражало высотой потолков, гладкими колоннами, широкими лестницами, каменными балюстрадами и той особой гулкостью, присущей очень большим и просторным зданиям.
Вахтер придирчиво выспрашивал посетительницу, к кому она пожаловала, перезвонил Бальзаминову, и тот был столь вежлив, что спустился вниз, представился и лично проводил Еву в свой кабинет.
– Как вам сей храм науки? – с гордостью спрашивал он, шагая рядом, высокий, сутуловатый, в костюме, при галстуке и в очках. Типичный гуманитарий, увлеченный своим делом.
– Потрясает величием и духом познания, – подыграла Ева.
На бледной от постоянного сидения над книгами коже ученого заиграл румянец удовольствия.
В коридорах стояла тишина – шли занятия, – так же тихо было и в кабинете Бальзаминова. Ева очутилась в царстве книг, монументальной мебели, портретов выдающихся деятелей науки в потемневших от времени рамах – она узнала только Ломоносова и слегка оробела.
– Чем могу служить-с? – полушутя спросил историк, когда гостья расположилась в старомодном кожаном кресле. – Вы над чем-нибудь работаете? Диссертацию пишете или статью в журнал? Занятие весьма странное для столь прелестной женщины.
– Нет, я... по поводу книги «Египетский крест».
Ева сбивчиво начала излагать ему свои мысли по поводу Тутмоса III и его завуалированной роли в истории Древнего мира. Она высказывала догадки, а Бальзаминов смотрел на нее со все возрастающим вниманием.
– Признаться, не ожидал, что кто-то еще может пристально размышлять над событиями тысячелетней давности. Вы ведь не...
– Речь идет об убийствах, – перебила Ева. – И это каким-то образом связано... с Тутмосом III. Вы должны помочь мне найти эту связь!
– Убийство? – Господин Бальзаминов был слишком хорошо воспитан, чтобы выказать удивление, тем паче любопытство. – Я, право, затрудняюсь... Вы уверены, что к сему печальному событию причастен давно почивший фараон?
– Иначе я не пришла бы к вам!
И Ева выложила свои соображения по поводу древнеегипетского знака
– Поразительно... – пробормотал он, снял очки, протер их и снова водрузил на нос. – У вас удивительная, свежая, оригинальнейшая манера мыслить! Если бы такую голову хотя бы одному из моих аспирантов... цены бы ему не было. Значит, говорите, название магазина в обратную сторону читается –
– Египетские писцы, древнегреческие философы и средневековые астрологи-алхимики.
– Пф-ффф-ф... – неопределенно выразился Бальзаминов. – Ну и ну! Вы серьезно? Вот это да! Тогда вы, пожалуй, правы. Дайте-ка мне сей рекламный текст...
Настала очередь ученому говорить, а Еве слушать. Он разглагольствовал долго, увлекаясь и жестикулируя, раскрывая книгу на некоторых страницах и показывая гостье отрывки текста. Она задавала вопросы, когда удавалось вклиниться в его страстную, путаную речь, уточняла интересующие ее детали. Ученый охотно отвечал, строил предположения, усмехался и хмурился, поднимал брови, поправлял очки. Он был горяч, подвижен и многословен, что не соответствовало его внешнему виду сухаря и педанта. Наконец господин Бальзаминов иссяк, выдохся.
– Так я права насчет Ра? – спросила Ева, когда он замолчал.
– Без сомнения! – историк застыл, задумался... хлопнул себя по лбу с возгласом. – О, я кретин, сударыня! Безнадежный склеротик! Ко мне же приходил мужчина, весьма представительный господин, он интересовался «Папирусом Тулли», Ливонским орденом и... дай бог памяти... польско-литовским нашествием, кажется. Вся эта смута, связанная с самозванцами: Лжедмитрии, будь они неладны, народное ополчение Минина и Пожарского, впрочем, ерунда. Он приходил то ли в конце лета... нет, осенью. Простите... кажется, летом все-таки, – смутился ученый. – Знаете, то, что не касается напрямую моей работы, сразу вылетает из головы.
– Тот человек... он был монах?
– Почему монах? – наморщил лоб Бальзаминов. – По-моему, он выглядел как... бизнесмен. Да-да! Респектабельный, состоятельный и неглупый. Я ему порекомендовал литературу, где можно прочитать о
