«Папирусе Тулли», ответил на некоторые его вопросы.
– Он был знаком с вашей книгой «Египетский крест»?
Историк нервно потер рука об руку. Его занимала мысль о связи древнейших событий с нынешними убийствами. Но воспитание и принципы не позволяли ему прямо спросить об этом у Евы.
– Кажется, книги он не читал, – ответил Бальзаминов. – Ему попалась одна из моих статей в журнале, и он написал мне на электронный почтовый ящик. Примерно как вы, дорогая леди. Потом мы встретились, поговорили. Он разыскивал следы погибшего под Тверью во время Смуты какого-то своего предка... или представителя рода... забыл! Как же его фамилия? Подождите-ка секундочку, я поищу в компьютере.
Ученый защелкал по клавиатуре, издал торжествующий возглас и повернулся к гостье.
– Нашел! Господин Леонард Войтовский... интересовался польским шляхтичем Войцехом Войтовским, погибшим в начале семнадцатого века в России. Я обещал, что если узнаю какие-либо подробности о судьбе погибшего Войтовского, то сообщу по этому адресу.
– Вы же специализируетесь по Египту, – удивилась Ева.
– Господин Войтовский тоже интересовался Египтом, фараоном Тутмосом III и прочими тонкостями истории Древнего мира. Он говорил со мной о последнем Магистре Ливонского ордена, и... мы незаметно перешли к периоду Смутного времени в России.
– Дайте мне адрес! – взмолилась Ева.
– Что вы? Я не могу. Господин Войтовский будет недоволен, и вообще...
– Дайте! – Ева распахнула свои большие глаза и уставилась на Бальзаминова. – Быть может, вы спасете этим жизнь человеку!
Ученый смешался, покрылся краской, но не сумел отказать. Редко его просила о чем-либо такая милая, женственная и... настойчивая дама.
Ева записала электронный адрес Войтовского. Она узнала больше, чем рассчитывала.
– У меня к вам последняя просьба. – Она достала из сумочки блокнот, ручку, набросала короткий текст, вырвала листок и протянула историку. – Что вы об этом думаете?
Глава 27
Рыбное
В мазанке было чадно – плохо прогорали сырые дрова, густо дымила самодельная толстая свеча из воска. Закопченный потолок потрескался, в углах висела паутина. Прямо под черной иконой громоздились сваленные в кучу рыбачьи сети.
– Фитиль паршивый, – пожаловался небритый седой старик. Его красные глаза слезились.
Смирнов закашлялся.
– Я уж думал, ты насмерть замерз, милок, – радостно обнажил желтые от табака зубы хозяин мазанки. – А у тебя шишка на голове! Я когда водку влить пытался, нащупал. Где это тебя угораздило?
– Не помню, – соврал сыщик.
На самом деле он смутно припоминал, как в снегопад и метель пошел на обрывистый берег Волги, как сорвался с кручи, чудом не скатился вниз, застрял на уступе как выбрался наверх, увидел огонек, добрел до мазанки и...
– Я тебя на пороге нашел, – подсказал старик. – Чую, выйти надо... по нужде. Глядь, а у двери лежит ктой-то. Еле втащил! Тяжелый ты.
Всеслав обвел глазами убогое помещение, в единственное грязное подслеповатое окошко пробивался морозный рассвет.
– Светает, – поймал его взгляд старик. – Снег валить перестал. Можно в деревню идти. Сможешь? У меня там дочка с зятем, лошадь у них, сани... или ты автобусом предпочитаешь? Дорогу-то небось замело.
Сыщик не вполне определился, как ему быть.
– Ты, дед, живешь в этой халупе? – с трудом владея языком и губами, спросил сыщик.
– Какой я дед? – обиделся тот. – Мне только шестьдесят пять годков стукнуло. Это я поседел рано, работа у меня была ответственная: печки делать. Печник я! Теперь перешел на художественный промысел, – корзины плету, туеса всякие сооружаю. Чего мне в халупе-то жить? У нас с женой дом в Старице, каменный. А здесь я случайно очутился, – рыбалил маленько, засиделся... в метель попал. Дочкин дом далеко, а мазанка ничейная вот она, рядом, – тут и печка есть, и дровишки, и чайник. Хоть неделю сиди, если жратвы хватит.
Боль в голове Смирнова затаилась: уже не впивалась острыми иглами, не дергала, не вспыхивала огнем, – только ныла исподволь, потихоньку. Тело казалось разбитым, вялым; вставать, идти куда-то не хотелось. От слов бывшего печника проснулись, зашевелились в уме мысли.
– Уж не Хлебин ли твоя фамилия? – спросил он, в очередной раз убеждаясь, как тесен, в сущности, мир и как не бывает в нем случайностей.
– Хлебин, – удивленно протянул дед. – А тебе откуда известно?
– Долго рассказывать. Ладно, попробую встать, размяться: и вправду ехать надо. Твоя жена знает, где ты?
– Знает, но все одно волнуется. Я обещался к ночи быть, а сам застрял тут!
– А моя не знает, куда меня черти занесли, – вздохнул Всеслав. – И телефон я потерял. Так что давай будем собираться.
Через полтора часа, попив крепкого чая с водкой и кусковым сахаром, заперев дверь мазанки, они
