Печать фараона

служит?

– Ты станешь моим Зверем? – ластясь, угадала его мысли Герцогиня.

Она завладела ими, играла, перекидывая из руки в руку, пересыпая, словно черные бриллианты. И хохотала, стонала, изнемогая от неудовлетворенного желания. Она проникла в его сердце и в его кровь, наполняя их своим черным, ослепительным блеском, своими неукротимыми флюидами разрушения.

– Не могу насытиться тобой, – шептал Леонард.

– И никогда не сможешь... Вечная игра между мужчиной и женщиной не имеет конца и начала. Это золотая змея, извивающаяся среди звезд... ее глаза горят на небе, а ее укус смертелен!

С этими словами она принималась целовать Войтовского, исступленно, иногда до крови. Он не чувствовал боли... наслаждение было сильнее.

Разлуки с Герцогиней становились все короче, все невыносимей. Она являлась внезапно, без звонка и предупреждения, врывалась, как вихрь, проносилась по его квартире, много пила, что-то говорила, смеялась, сдвигала брови и жестко, требовательно смотрела на Войтовского – то ли изучая, то ли решаясь на некий роковой поступок.

Он злился, негодовал, иногда даже тайно, тихо проклинал ее, но постоянно ждал ее прихода. Это становилось похоже на наваждение, которым она опутала его, связала по рукам и ногам.

Войтовский перестал куда-либо ездить, кому-либо звонить. Из Канады с ним связывалась пани Зося, и этого было достаточно. Он и в самом деле существовал в режиме ожидания, преддверия, предчувствия... отмечая малейшие колебания настроения Герцогини, ловя выражение ее глаз, ее улыбку, вздохи, жесты. Он пытался угадать, когда же, когда...

– Не смотри на меня так! – высокомерно произносила она.

И Леонард мгновенно терялся, покрываясь испариной ужаса, словно речь шла о его судьбе, подавлял нервный озноб, дрожь и... отводил глаза.

– Скоро тот человек... для которого ты осуществляешь посредничество, примет наконец решение? – однажды спросил он. – Нас могут опередить.

Она не стала спорить, достала из сумочки паспорт и протянула ему.

– Вот, возьми и сделай мне заграничный. У тебя ведь есть знакомства? Заплати за срочность. Паспорт может понадобиться уже послезавтра. Впрочем, я еще не знаю, куда мы поедем. Далеко... на край света.

– Если ты хочешь затеряться, Россия с ее глухими уголками подходит лучше всего, – позволил себе дать совет господин Войтовский.

– Я подумаю...

Так она возводила непроницаемую, непреодолимую стену между ним и собой. Ее лицо холодело и каменело, глаза становились отрешенными, и всем своим видом она выражала непоколебимую свободу – никто не сможет и не будет влиять на ее выбор.

Леонард Казимирович прибег к старым связям и занялся заграничным паспортом для Герцогини. Задыхаясь от нетерпения, он открыл документ, пробежал глазами данные, фамилия, имя, год и место рождения, где выдан – они ничего существенного не сказали ему. Немного удивили, пожалуй.

– Так вот как тебя зовут, – пробормотал он, разглядывая фотографию.

Лицо молодое, без краски, прическа обыкновенная. Как меняют людей годы, обстоятельства, деньги!

Там, куда обратился Войтовский, взялись сделать паспорт в течение трех дней, назвали сумму. Он молча заплатил. Опять подумал, что российская глубинка не в пример лучше любой заграницы: заберешься в какую-нибудь Чалдонку или Усть-Нюкжу, затаишься, – вовек не сыщут.

– Однако что же мы станем делать в Чалдонке? – вздохнул Леонард. – Что мы вообще собираемся делать? Как жить? И возможно ли в нашем положении надежно скрыться?

Терзаемый тревожными мыслями, он вернулся домой, сел в свое любимое кресло перед зеркалом, закурил сигару, чувствуя себя уже не жителем Москвы, не канадским бизнесменом, не Леонардом Войтовским, потомком шляхетного польского рода, а беглецом, по пятам которого следует неведомый, страшный враг.

– Может быть, я все это вообразил? – пытался он уговорить себя. – Кому я нужен? Кому нужна она, Герцогиня? Или как мне называть ее теперь?

Она ворвалась, громыхнув дверями, вся пышущая жаром и одновременно холодная с мороза, дыша свежестью нового снега, духами, прошла в сапогах в кабинет, бросила ему на колени шубку.

– Едем! Сегодня же, сейчас же! Собирайся.

Войтовский опешил и... немного струхнул. Что-то случилось?

– Мы не можем, – мягко сказал он, обращаясь к ней по имени, и взял ее горячую руку в свою. – Твой заграничный паспорт не готов. Ты же сама просила! Я заберу его только послезавтра.

Войтовский впервые назвал ее по имени, она пропустила это мимо ушей, огорченная его словами. Паспорт! Ну, конечно же! Придется пару дней потерпеть.

– Если документа нет, тогда едем в твою глубинку...

– В Чалдонку? – пошутил он. – Успеем. Надо забрать паспорт. Вдруг пригодится?

– А если не успеем?

Глава 28

Смирнов уже четверть часа стоял под горячим душем, прислушиваясь к ноющей боли в голове. Он