Носилки с раненым поволокли к самой большой палатке лагеря, украшенной султаном из страусовых перьев.
На шум оттуда выскочила симпатичная молоденькая брюнетка лет шестнадцати и, завидев окровавленного парня, тут же заломила руки и стала что-то причитать, Роман разобрал, что вопила девчонка на латыни.
И это окончательно убедило его, что все, происходящее вокруг, увы, не игра. Ну, не станет в такой драматический момент девчонка, какой бы повернутой на ролевке она не была, рыдать на мертвом языке. Это сродни тому, о чем предупреждал Штирлиц радистку Кэт накануне родов: «А ругаться и звать маму ты, девочка, будешь по-русски».
То же, что видимая им картина, — это отнюдь не хорошо прописанный и разыгрываемый актерами эпизод сценария, было ясно. Молодой человек был по-настоящему ранен и нуждался в срочной медицинской помощи. И кто виновники суматохи, тоже ясно. Вон они стоят, окруженные толпой разъяренных легионеров, готовых растерзать преступников на месте.
Всадник в доспехах с какими-то знаками спешился и принялся отдавать четкие команды. По его распоряжению раненого бережно приподняли с паланкина и внесли в шатер. За ним, продолжая всхлипывать, зашла и брюнетка, между делом бросившая на Романа и пленных узбеков пару оценивающих взглядов.
Ох, и глазищи, поежился журналист. Словно огнем обдала.
— Медикуса сюда! — рявкнул офицер. — Терций, ко мне! Взять этих под стражу, заковать по рукам и ногам и наблюдать неусыпно. Головой мне за колдунов отвечаешь!
Опцион тут же бросился выполнять приказ, а Градова заинтересовала формулировка «колдуны». Уж кем-кем, а колдунами Мирза с Рафиком не были. Так, мафиози районного масштаба. Хотя, если брать аферу с фальшивыми рублями, то можно повысить их ранг до «международного». Но не чародеи.
Легионеры скрутили лихую парочку и поволокли к кузнице. Наверное, проделать ту же процедуру, что и с Романом. С поправкой на приказ «по рукам и ногам».
Когда его волокли мимо питерца, Рахимов попытался вырваться и кинуться на врага.
— Градов, сука! Ты что творишь на моей земле?! Да я тебе руки-ноги повыдергиваю и спички вставлю!
— Остынь, — процедил сквозь зубы журналист. — Это не твоя земля.
— А чья, пид…р вонючий?! — продолжал вырываться из цепких рук римских вояк «мишка Гамми». — И где ты этих ряженых набрал? Нелегалы?! А-ну, отпустите, гниды! Больно же!
— Это не твоя земля, Мирза, — спокойно повторил Ромка скорее не для бывшего однокашника, сколько для самого себя, чтобы уяснить позицию. — Мы в Древнем Риме, приятель. Вернее, в Древнем Хорезме…
— Ты че, ё…нулся?! — От удивления сынок хокима даже перестал брыкаться, и его тут же поволокли дальше. — К-какой Р-рим, к-какой Х-хорезм нах?..
— Самый обычный, из учебника истории, — пробормотал ему в спину русский.
— Эй, склавин, или бактриец, кто ты тама есть?! — проорал Садай на своем архаичном арабском. — Тебя центуриона, доминус Марк Сервий звал!
— Иду, — отозвался журналист и строевым шагом направился к начальству.
Не доходя двух шагов, остановился, вскинул руку в древнеримском приветствии и возгласил:
— Аве Цезарь!
Офицер скептически глянул на него и хмыкнул.
— Ну-ну. Кто такой?
Роман прилежно повторил легенду, придуманную для него Терцием, Децимом и Садаем. Дескать, так и так, сами мы не местные, из Бактрии пробираемся по поручению великого царя Кушан Канишки. Велел великий государь за посольством приглядывать, оберегая новых союзников от всяческих неприятностей, пока гости находятся на территории Кушанской империи. И если что, упредить его, государя, через надежных людей.
— И много вас тут? — Скептицизм во взгляде старого вояки не исчезал.
— Я один был послан, доминус.
— Складно лепишь по-латыни-то, парень, — похвалил центурион. — Складно, да не ладно. Думаешь, я поверю, что тебя одного отправили приглядывать за без малого сотней здоровых и вооруженных мужиков? Не поверю. И никто из них не поверит.
Он ткнул пальцем в своих топчущихся неподалеку подчиненных.
— Я верно говорю, солдаты?
Те недружно ответили.
— Правильно.
— Вот! Значит, ты кто?
Палец Марка Сервия уперся в Романову грудь.
— Значит, ты шпион. Ищейка. Верно я говорю? А не заодно ли ты с этими колдунами, которые покушались на жизнь достойного сенатора Квинта Тинея Руфа?
— Никак нет, — по-военному четко рапортовал Градов. — Вы же сами видели, доминус, как они хотели наброситься на меня.
— Тоже верно, — согласился офицер, хитро щурясь. — Если б не это, сидел бы уже с ними на одной цепи. И все-таки, что ты делал в расположении гарнизона солдат великой Римской империи?
— Говорю же, присматривал.
— Чтобы нас никто не обидел? — оскалился центурион гниловатыми зубами.
— Так точно!
— Один? — опять уточнил вояка.
— Как есть один.
— Ты меня за идиота держишь? — спокойно осведомился Марк, хотя в голосе его уже прорезались металлические нотки угрозы.
Тут вмешался языкатый Садай.
— Осмелюсь доложить, доминус, этот склавин… бактриец… В общем, этот парень здорово дерется. Нас четверых так отделал, что…
— Как, отделал?! — рявкнул центурион.
Мальчуган понял, что сболтнул лишнего.
— Нет, ну, мы просто не ожидали нападения. И потому он смог кое-что сделать. Но мы быстро опомнились и сами ему накостыляли…
Роман кашлянул. Юноша бросил на него затравленный взгляд и густо покраснел.
— Понятненько, — процедил сквозь зубы офицер. — Жиром позарастали, бездельники! Одного вонючего пастуха вчетвером отделать не могли?! Да я вас! Да вы у меня!..
— Извините, доминус, — вступился за арапчонка Роман. — Они бы и вдесятером со мной не справились в рукопашном бою, если бы не застали меня врасплох. Можете проверить.
— Как это? — отпала челюсть у центуриона. — Ты понимаешь, парень, под чем подписываешься?
Журналист кивнул.
— Ну, смотри у меня! Как только сенатор поправится, проведем испытание. А сейчас мне не до того. Присматривайте за ним! — велел офицер Садаю и его приятелям, а сам подался в шатер, куда унесли раненого.
Одна мысль не давала журналисту покоя. С тех самых пор, как Марк Сервий назвал имя пострадавшего.
— Как, говоришь, зовут вашего посла? — спросил он у арапчонка.
— Я говорить? — опешил юноша.
