нанести удар. Геннадий едва успел уклониться и отработанным приемом левой отбил руку с ножом и заломил ее мертвой хваткой локтевым суставом. Ребром ладони правой рубанул напавшего по шее.
Андрей выронил нож.
Геннадий отпустил его, видя помутневшие глаза «тренера» и давая ему прийти в себя.
Тот перевел дыхание, потер шею.
— Ну ты и фрукт, — сказал с укоризной. — Что ж не предупредил, что занимался самбо?
— Разве то занятия? Раза четыре ходил в секцию, а потом полеты, служба.
Андрей помолчал — верить или не верить?
— А ну-ка, ты теперь с ножом. Только настоящий я тебе не доверю: ты ладонью чуть меня инвалидом не сделал. — Достал из шкафа деревянный, с тупым концом. Намазал его красной краской, сунул Геннадию. — Нападай.
Геннадий не стал особенно мудрствовать, повторил его прием. И Андрей, то ли не рассчитывал на повторный маневр, то ли второй пилот оказался стремительнее, ловчее, не увернулся: красная отметина осталась на его плече.
— Ну и реакция у тебя, — восхищенно помотал головой Андрей. — Выходит, не нам тебя учить, а у тебя есть чему поучиться…
В часы отдыха Геннадий не раз спрашивал у своих опекунов: «И долго вы еще будете меня здесь держать?» Ему отвечали почти по-украински: «Не спеши, кумэ, в баню, пар останется — позовем. Чем тебе у нас плохо? Пей, ешь, отдыхай. Хозяин скажет, когда надо».
Но хозяин молчал. И Геннадий, чтобы не впасть в отчаяние, вспоминал свои лучшие годы: учебу в летном училище, Ларису. Всего пять лет интересной, полной надежд и мечтаний жизни. Как быстро они пролетели!
Особенно вспоминались первые полеты с инструктором, потом самостоятельные.
В лётной группе было пять человек, пять крепких дружных ребят: Коля Мельничнов, Миша Кудашов, Иван Рожков, Юрий Лаптев и он, Геннадий Кленов; летчик-инструктор — капитан Новиков, невысокого роста кучерявый шатен, повоевавший уже в Афганистане, награжденный двумя орденами — Красной Звезды и «За службу в Вооруженных силах» 3-й степени. Интереснейший был человек: душа — на земле и зверь — в небе.
Как-то Геннадий отрабатывал высший пилотаж в зоне. Старался выдержать все параметры полёта, предписанные курсом лётной подготовки: скорость, высоту, крен. Выполнил вираж, петлю Нестерова, переворот. Инструктор сидел в задней кабине и молчал. Ни одобрения, ни замечания, этого раньше с ним не бывало: он любил поболтать в полете, покритиковать, «прочистить мозги». Геннадий насторожился. И когда сделал первую «бочку», капитан взорвался:
— Ты что за ручку, как за сиську, держишься?! И гладишь её, гладишь. Это тебе не чувиха какая- нибудь, которую ты соблазнить захотел. Смотри, как надо! — И так рванул ручку на себя, потом вниз, вверх, что самолет, казалось, трещал от перегрузок, а у Геннадия в глазах чертики прыгали. Чего инструктор только не выделывал, выжимая из самолета и курсанта все, что они могли выдержать. Это был настоящий класс высшего пилотажа. И выводя из одной фигуры, чтобы тут же начать другую, инструктор пересыпал свои действия такими непотребными словечками, каких Геннадий от ярых матерщинников не слышал.
Но капитан сразу успокоился, как только произвели посадку. И когда курсант подошёл, чтобы получить замечания, спросил весело:
— Ну, понял, как надо с этой птичкой обращаться? — похлопал по крылу самолета. — Она, как и девица, любит сильных, напористых, ловких…
В выходные дни курсантов отпускали в город, в увольнение. Геннадий ближе всех сошелся с Мельничновым и с ним в паре бродил по парку, присматривая хорошеньких девушек, по вечерам отправлялись на танцплощадку. Оба были привередливые, сами собой видные и девчонок мечтали выбрать на загляденье. Геннадию больше нравились блондинки, Николаю — брюнетки. Но всё вышло наоборот. С блондинкой и брюнеткой они познакомились не в парке и не на танцплощадке, а на пляже Хопра, куда отправились однажды после полетов искупаться. И Геннадий влюбился не в блондинку, а в брюнетку…
Солнце уже клонилось к закату, но раскалённый за день воздух остывал медленно, и вода в реке показалась такой животворящей, что в один миг смыла усталость и напряжение пилотажных выкрутасов. Курсанты стали носиться друг за другом, плескаться, нырять. А Геннадий, набрав полные лёгкие воздуха, лёг на спину и отдался во власть течения, глядя на блеклое от зноя небо, на котором повис зародившийся серп луны. Течение было слабое, вода — нежнее перины, вот так бы плыть и плыть в неизвестность, в какое-нибудь сказочное царство!
— Эй, поосторожнее. Вы что, уснули? — окликнул его приятный женский голос. Он повернулся на живот и увидел перед собой черноглазую, чернобровую девушку с красным тюрбаном на голове, из-под которого выбивались густые смоляные волосы. Она плыла к берегу, и он чуть не столкнулся с ней.
Девица была так хороша, что он долго не мог оторвать взгляда от её лица, чуть смугловатого от загара.
Геннадий поплыл рядом.
— Простите, — извинился он. — Я не знал, что в этой реке водятся такие прекрасные русалки.
В антрацитовых глазах девушки сверкнули молнии — комплимент ей не понравился.
— Вы, наверное, с неба свалились, и вам от страха померещились русалки, — сказала она холодно.
— Вы угадали: действительно с неба. Только не от страха, а от неожиданного совпадения: я сегодня видел вас во сне, — слукавил он. — Простите, пожалуйста, за неудачное сравнение.
— Мы раньше где-то встречались? — Холодок в голосе исчез, и девушка с любопытством посмотрела на него.
— В том-то и дело, что нет. А вот приснилась. И так явственно. Потому я и опешил.
— А может, это вам и теперь снится? — с улыбкой спросила девушка, выходя на берег.
Её стройная фигура, загорелое тело, эффектно гармонирующее с красным купальником, ещё больше очаровали его.
— Возможно, — согласился Геннадий. — Но мне хотелось бы, чтобы это было явью.
На берегу брюнетку поджидала блондинка, уже искупавшаяся и державшая в руках книгу. Кленов успел прочитать название: «Стилистика художественной речи». «Студентки», — догадался он. И возраст соответствовал — им было лет по девятнадцать.
На разостланном покрывале рядом лежала еще одна книга «Теория литературы».
«Студентки педагогического института», — пришел к окончательному выводу Кленов.
Блондинка выразила явное недовольство его появлением, вопросительно-осуждающе глянула на подругу.
— Этот молодой человек принял меня за русалку, — с улыбкой сказала черноглазая красавица. — И вылез за мной, чтобы убедиться, что у меня нет хвоста.
— Здравствуйте, девушки, — запоздало поздоровался Геннадий. — Я вот плыл по течению, смотрел на небо, мечтая увидеть там звезду, а увидел здесь, на земле… Извините за беспокойство. Понимаю, вы очень заняты, готовитесь к экзаменам. Но если вы скажете свои имена и согласитесь встретиться со мной после экзаменов, пятерки я вам обещаю.
— А если получим двойки? — Брюнетка игриво смотрела ему в глаза.
— Тогда, как старик Хоттабыч, исполню ваше любое желание.
— Что ж; ловим на слове. — Черноглазая протянула ему руку. — Женя. А это моя подруга Лида…
Они стали встречаться.
Женя Астахова. Какая это была милая и чудесная девушка! Он думал о ней днем и ночью, на занятиях и в полете. Первая его любовь! И он, кажется, нравился ей.
Однажды, когда родителей не было дома и они целовались до исступления, произошло то, что и должно было произойти между влюбленными, решившими стать мужем и женой, поклявшимися друг другу в верности.
На третьем году обучения Геннадия перевели в другой город, на другой аэродром. С Женей он не виделся почти год. А когда вернулся, Женя уже закончила педагогический институт и уехала со своим коллегой на Север.
