Этрусское зеркало

заметили... Мы приблизились, и они окружили нас со всех сторон, начали смеяться, делать грязные намеки. Им понравилась Алиса. Они начали лапать ее... говорить непристойности... а на меня не обращали внимания. Один из них сказал: «Иди отсюда, пацан, пока цел! А с твоей телкой теперь мы поразвлекаемся». Алиса закричала, я бросился на них, но это было просто смешно и нелепо. Их было много, а я один. Я почти сразу упал... и не видел, что они делают с Алисой, только слышал ее крики... В этот момент и появился он. Вернее, подъехала его машина – черный призрак в черной ночи, – остановилась. Из нее вышли два здоровенных вооруженных телохранителя... один из которых выстрелил в воздух. Подростки сразу разбежались... Я понимаю, что был жалок... не смог защитить свою девушку. А он, напротив, был великолепен. Он победил в этой безнадежной для меня ситуации, и победил легко, красиво. «Блестяще!» – как любит говорить Алиса. Он покорил ее этой победой, и она уже ничего больше не замечала. Если бы не он... страшно представить, чем могла закончиться та ночь. Хотя... теперь уже все равно.

Смирнов хотел переспросить, что Глеб имеет в виду, но раздумал. Пусть парень выскажется, а там видно будет.

– Он затмил для нее все вокруг... – продолжал Конарев, нервно вздрагивая. – Стал ее кумиром – вне конкуренции, вне критики. Она смотрела на него, как слепой смотрит на солнце! Не знаю, как это объяснить... Для меня все было кончено, но я еще не замечал этого.

Он замолкал, кусал губы, потом снова начинал говорить:

– Алиса тогда очень испугалась... Самое плохое, что она перестала видеть во мне надежную защиту, человека, на которого можно положиться. Она потеряла веру в меня, разочаровалась. Я упал в ее глазах так низко, что дальше некуда. А он воспользовался моим унижением. Он извинился перед ней за подростков, как будто брал всю ответственность за это ужасное происшествие на себя, успокоил ее, угостил дорогим коньяком, осыпал комплиментами, предложил доставить ее домой на своей машине.

– Алиса согласилась?

– Нет... но только потому, что ее дом был рядом. Он дал ей свою визитку и предложил звонить в любое время дня и ночи, когда ей захочется. Алиса пришла в восторг. Девушкам нравятся широкие жесты... – тоскливо произнес Глеб. – Потом он раскланялся, сел в свою машину и укатил. А мы пошли к Алисе домой. Она прятала от меня глаза, обрабатывая мои раны и ссадины...

Он показал пальцем на рубец у виска.

– Это зарубка на память. С той драки. Я был уничтожен, раздавлен... С тех пор ее чувства ко мне стали таять. Она даже физически охладела ко мне, перестала реагировать на мои ласки. Кажется, они стали ее тяготить. А я... вопреки всему, все сильнее, все мучительнее любил ее. Я сходил с ума! Я не видел способа что-либо изменить, исправить и приходил в бешенство от собственного бессилия. Тогда как он – великий и непревзойденный – не упускал случая доказать ей свое превосходство.

– Алиса позвонила ему?

– Конечно, позвонила! – с горечью воскликнул Глеб. – Надо было ее знать! Она обожала романтических героев... верила в них, как наивный ребенок верит в сказки. Думаю, она позвонила ему еще до утра, чтобы выразить свою благодарность за чудесное спасение. Со мной же ей было противно разговаривать. Она избегала меня... Я хотел объясниться, растолковать ей, что, будь ее «герой» без машины и телохранителей, один против всех... кто знает, как бы он повел себя! Алиса не желала ничего слушать... Женщины такие упрямые!

– Да, не повезло тебе, – согласился сыщик. – Вы с тех пор так и не помирились?

– Мы не ссорились... просто Алиса стала отдаляться от меня. Потом мы опять начали встречаться, но это было уже не то... Между нами стоял он. Всегда, даже в интимные моменты.

Глеб еще много говорил, но Смирнов слушал вполуха, обдумывая, как задать ему следующий вопрос.

– Почему Алиса ушла из дома? – дождавшись паузы в монологе Глеба, спросил он. – Ты знаешь? Она говорила что-нибудь?

– Я перестал ее понимать... Однажды возле агентства я увидел одного мужчину... он показался мне отвратительным. А потом я как-то видел его с Алисой. Не представляю себе, что у них могло быть общего? Вернее, не представлял... до сегодняшней ночи. Так... догадывался. Да ты меня не особенно слушай, я ведь могу ошибаться. Влюбленный свидетельствовать не может... Кто это сказал?

Сыщик пожал плечами.

– Вот и я не помню, – вздохнул Глеб.

Он ушел от ответа, и Всеслав не стал настаивать. Взял на заметку.

– Это ты убил Рогожина? – вдруг спросил он.

Глеб вытаращил на него свои большие глаза, онемел.

– Ладно, мне пора, – не ожидая ответа, поднялся Смирнов. – Бывай, парень. Если понадоблюсь, звони.

Он написал на уголке пожелтевшего от времени настенного календаря телефон, попрощался и вышел.

Глеб проводил его взглядом, посидел еще немного, приходя в себя. Он так и не смог уснуть, обдумывая последний вопрос нового знакомого.

Глава 21

– У тебя на затылке опухоль, – сказала Ева вечером, обнимая Славку за шею. – Откуда?

– Упал, ударился...

– Врешь, Смирнов! – рассердилась она. – Где ты был ночью? Дрался с кем-то?